Спустя какое-то время я поинтересовался:

– Успешной ли была ваша поездка в Стаффордшир? Они кивнула, и слова ручьем полились с ее губ:

– Действительно, она оказалась очень удачной. Нас приняли любезно и радушно. Мистер Веджвуд взял на себя труд оставить предприятия в Этрурии только ради того, чтобы продемонстрировать нам работы своего брата – «солнечные рисунки», как он их называет. Мы с отцом были в полном восторге, хотя разобрать что-либо на них оказалось не так-то просто. Отпечатки следует хранить в темноте, чтобы они не потемнели еще больше, и рассматривать только при свечах. Мистер Веджвуд объяснил, что его брат покрывал бумагу или белую кожу нитратом серебра – в растворе, как вы понимаете, – а затем копируемый объект помещался поверх него, и эту конструкцию выносили на солнце. По его словам, весь процесс занимает всего несколько минут, при условии, что солнце светит достаточно ярко. – Она придвинула свое кресло поближе к столу, оперлась о него локтями и продолжила: – Видите ли, под действием света нитрат серебра тускнеет в тех местах, где его не защищает помещенный на него предмет, и при этом играет роль даже прозрачность каждой части упомянутого объекта.

– Похоже на то, как если бы кто-то поднял давно упавшее яблоко с земли, после которого на траве остается след.

– Да! И разумеется, если трава вновь, подобно бумаге, подвергается воздействию света, то она становится еще темнее. Вся разница в том, что солнечные картинки выполняются в течение нескольких минут, и они получаются такими точными! Мистер Веджвуд показал нам отпечаток виноградного листа. На нем была видна каждая прожилочка, как если бы я нарисовала его сама, и еще он был белым, разумеется, на темном фоне, похожим на гравировку по дереву. Моего отца интересовала, главным образом, точность изображения, поскольку он подумывает о механическом копировании подобных отпечатков посредством определенного процесса, но это было так красиво! Нам показали несколько отпечатков крылышек насекомых, сделанных с помощью солнечного микроскопа, так они получились большего размера, чем на самом деле. Я почти боялась, что они взлетят в воздух, если я вздохну посильнее. – Она сделала паузу, словно от одного только воспоминания об этом у нее перехватило дыхание.

– А миссис Гриншоу – миссис Барклай, следует сказать, – она сопровождала вас?

– Да, к тому времени Том чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы остаться с моей матерью, и Хетти пошло на пользу то, что она смогла развлечься. Впрочем, она все время проводила в гостиной в обществе миссис Веджвуд и ее дочерей. Она говорила, что они очаровательны, скромны и что с ними ей было очень легко. Но она сама может поведать вам значительно больше меня. – Она отпила маленький глоток вина. – Мой отец остался разочарован, потому что, несмотря на то что мистер Веджвуд пытался сделать копии отпечатков с помощью камеры-обскуры, со временем рисунок темнел и становился нечетким, размытым. Мой отец и мистер Веджвуд сошлись на том, что существующие трудности не позволяют в настоящее время говорить о сколько-нибудь прибыльном применении этого процесса.

Я вновь наполнил наши бокалы. Даже увлечение мисс Дурвард рисованием несло на себе отпечаток внутренней сосредоточенности; я еще никогда не видел ее столь оживленной, не считая часов, проведенных в страшном беспокойстве о Томе, и еще никогда она не рассуждала с такой страстью и даже горячностью.

– По словам его брата, Том Веджвуд пробовал использовать и хлористое серебро, которое сначала приобретало бледно-лиловый оттенок, а затем становилось фиолетовым в течение нескольких секунд даже в сумерках. Но наносить его довольно сложно, поскольку оно не растворяется в воде.

Грохот, донесшийся до нас из задней части кафе, означал, что официант начал переворачивать стулья на столики и что почти все посетители уже отправились по домам. Мисс Дурвард огляделась вокруг.

– Боже мой, должно быть, уже поздно!

– Вероятно, нам пора возвращаться.

– Полагаю, вы правы, – ответила она.

Я подозвал официанта и оплатил счет. Он проводил нас наружу и снова потянулся к лампам, на этот раз чтобы погасить их полностью. Я подумал о наброске, который сделала мисс Дурвард, и, судя по ее легкому кивку и улыбке, она подумала о том же. Потом она сказала:

– Самое необычное заключается в том, что мы смогли создать изображение чего-то реально существующего без постороннего вмешательства, безо всяких посредников, за исключением природных свойств солнца. Объект создает свой собственный образ. Мистер Веджвуд называет этот образ «подобием» – то есть точной копией. И внезапно он начинает жить собственной жизнью.

– Это похоже на привидение, – заметил я. – Объект… может быть давно утрачен, в другом времени. А его изображение продолжает жить, в другом месте…

Я более не мог продолжать, потому что перед моим внутренним взором встал призрак моей любви, и видение это было настолько ярким, что у меня перехватило дыхание.

– Да, – согласилась мисс Дурвард. Она взяла меня под руку, и сквозь ткань пальто я ощутил твердость ее ладони. – Но только если хранить его в темноте.