— У меня есть холодная курица…

— Это приглашение?

— Что вы на это скажете? — спрашивает она, имея в виду, похоже, только жратву.

— Я принимаю ваше предложение без ложной скромности! Купим сейчас чем залить вашу курицу и еще пирожные. Я никогда не жрал пудинг… Говорят, это вполне съедобно?

Сделав необходимые покупки, мы приходим к ней. Она живет в маленькой квартирке: комната, кухня, ванная. Все очень чисто, мило обставлено, но без души. Ясно, что она не цепляется за общепринятые ценности.

— Вы не боитесь, что я вас скомпрометирую?

— Мне наплевать, что обо мне подумают и будут ли судачить. Так ведь говорят у вас?

— Да…

Я открываю бутылку, пока она стелет скатерть и кладет приборы…

По радио кто-то играет на волынке. Мелодия писклявая и заунывная для ушей, но смешная для тех, кто с чувством юмора.

Напротив свет в доме матушки Фидж…

Там пустая квартира Марты Обюртен, ее чемодан…

А где-то посреди города в тумане стоит дом, который через несколько часов назовут местом преступления.

— У вас грустный вид, — замечает она.

— Это из-за климата, я думаю…

Хорошая еда и питье — что еще нужно, чтобы поднять настроение настоящего мужчины? Когда я приканчиваю второе крылышко курицы и допиваю третий стакан «Шатонеф», мой оптимизм растет, как цены во время инфляции.

— Послушайте, Грейс, будьте откровенны со мной. Мы симпатичны друг другу. Скажите мне, откройтесь…

— Что вы хотите узнать?

— Что вас мучит… Я вижу, что вас что-то гложет изнутри.

— Это правда, — соглашается она.

— Расскажите…

— О! Ничего оригинального: я любила одного человека…

— И он вас бросил?

— Нет. Он умер…

Я опускаю голову; действительно, это грустно… Когда у молодой женщины такая тяжесть на сердце, это всегда невыносимо.

Грейс садится на диван и задумывается. Я вынимаю сигарету, но вместо того чтобы прикурить, кладу ее на тарелку.

Потом в сомнении сажусь рядом с Грейс.

Придвигаюсь совсем близко, обнимаю за плечи и привлекаю к себе. Она чуть сопротивляется, но лишь для вида…

— Я ненавижу, когда страдают красивые девушки, — говорю я. — Слышите меня, малышка… Я не выношу…

Она прижимает голову к моей груди.

— Грейс, я чувствую, что я в вас страшно влюбился. Вы, может быть, не знаете, что это такое… Ну и пусть, не буду вам объяснять…

Я осторожно поворачиваю к себе ее лицо. Ее губы теперь в трех сантиметрах от моих — дистанция сокращается.

Она, возможно, и грустит, но целуется классно. Вообще, я заметил: очень часто женщины в грусти целуются намного лучше, чем те, кто в веселом расположении духа…

Через пять минут мы в постели. Грейс не возражает. Она мягкая и упругая одновременно…

Уже день, когда я просыпаюсь.

Шум работающей кофемолки стряхивает с меня остатки сна. Я щупаю рукой исследователя матрас вокруг себя, но нахожу только углубление, где недавно лежала Грейс.

Я сажусь на то, на чем обычно сидят.

Грейс готовит завтрак.

Решительно, это классная девочка.

— Хорошо спалось? — мурлычет она и улыбается. Наверное, она поставила точку в главе о меланхолии. Я понимаю, что эта дивная ночь была для нее спасительной, как лечение минеральной водой для печеночников.

Поверьте мне, любовь — это единственное радикальное средство, чтобы превозмочь депрессию.

— Ты счастлива? — спрашиваю я без тени скромности.

Она краснеет от нахлынувших чувств.

— Да, — говорит она еле слышно.

Подобный комплимент в мой адрес — и я снова в форме.

Первым делом составляю программу-минимум.

— Скажи, дорогая, ты останешься со мной?

— Yes!

Выкрикнула она по-английски, чтобы ответить побыстрей.

— Отлично! Тогда позвони моему вчерашнему земляку, хозяину гаража. Скажи ему, что мне нужна тачка на день или два, и как можно быстрее. Пусть кто-нибудь из его ребят пригонит ее сюда…

Смешно водить по левой стороне, когда всю жизнь ездил по правой…

Как-то страшно непривычно, ну да дело времени. Не быстро ли я?

— Куда мы едем? — спрашивает Грейс. — В Бат?

— Пока нет, сначала я хочу кое-кого увидеть. Ты знаешь Аят?

— Да. Это маленькая деревушка недалеко отсюда…

Действительно, дорога занимает немного времени, и вскоре мы въезжаем в деревню.

При въезде на площадь я вижу кузнечную мастерскую, рядом с которой кузнец присобачивает новые подковы на копыта старого мерина. Мерин вздрагивает и прядет ушами.

— Спроси у кузнеца, где живет Даггл, — прошу я ее.

Грейс выясняет.

— Это в первом доме перед церковью.

Я жму на газ.

Дом такой же, как и другие. Тоскливо, когда такая тяга к униформизму в одном месте. Все тот же кирпич и огороды с трупами или розами…

Над дверью болтается щит с надписью.

— Что там написано?

— «Даггл, радиоэлектромастерская», — читает она.

Мы входим внутрь.

Все заставлено радиоприемниками, электроприборами, инструментами…

В глубине у окна человек за стойкой возится с транзистором. Он очень сутулый, небольшого роста, с длинными руками и уставшим взглядом. На вид ему лет сорок.