ямой.

— Это Марта Обюртен, да? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она, вскидывает руку ко рту и пятится. У нее нет тренировки, у Грейс. — Как вы догадались, что это она? — спрашивает девушка.

Я показываю ей платок.

— Вот что я подобрал в саду. Это женский платок. Нет ни инициалов, ни запаха духов… Платок женщины без кокетства…

Грейс кивает головой, и первый раз с тех пор, как я ее вижу, что-то похожее на восхищение появляется на ее лице.

— Нужно сообщить в полицию, — говорит она.

— О'кей, — соглашаюсь я, — но только, пожалуйста, не в местную. Не хочу терять время на тупые допросы, поскольку мне самому надо опросить еще множество людей. Я сообщу в Скотленд-ярд, с вашей помощью, естественно, поскольку решил мобилизовать вас под свои знамена…

Я ставлю лопату на место, нахожу кусок толя и несу его к яме, чтобы закрыть эту нетрадиционную могилу.

Наклонившись над ямой, я замечаю правую руку умершей, прижатую к груди. Похоже, она что-то держит в руке. Я разжимаю мертвые пальцы, если только так можно сказать, поскольку впечатление, будто разжимаешь руку статуи из мрамора. Да что я говорю! Скорее из дерева, настолько сильный хруст раздается при этом. Мне удается вырвать наконец ее добычу — пуговицу… Простая роговая пуговица от ее костюма, которую она оторвала непонятно почему…

— Так, теперь можно уходить, — говорю я. — Пойдем в ближайшую пивную и позвоним в Лондон…

Грейс идет с опущенной головой.

— Ее убили? — спрашивает она.

— У меня все причины думать так, хотя я и не обнаружил раны… Но поскольку у людей не принято хоронить умерших естественной смертью в своем огороде…

Черная ночь как-то быстро наползает на город, а туман опять захватывает все на свете. Мы идем, погруженные в свои невеселые мысли…

Она молодец, Грейс. В этих случаях девушки обычно падают в обморок или кричат как помешанные.

— Это произвело на вас дурное впечатление? — спрашиваю я.

Она отвечает тихим голосом:

— Да, действительно, грустно…

— Вы никогда не видели мертвых?

— Нет…

— Хочу сделать вам комплимент: вы стойко держались… Кстати, удалось раздобыть сведения о хозяине дома?

— Да…

— Я вас слушаю.

— Это некто Хиггинс. Он снял дом три или четыре месяца назад. Он коммивояжер и практически здесь не бывает.

— Как он выглядит, этот Хиггинс?

— Среднего роста, седые волосы…

— К нему кто-нибудь приходил?

— Несколько раз Марта, как я поняла по описанию, и еще молодой человек…

— Где работает Хиггинс?

— Соседи не знают. Он ни с кем не разговаривал… Приезжал на день-два, потом опять пропадал на неделю…

— На чем он приезжал?

— На машине. Ярко-красный «хиллман» с откидывающимся верхом…

— Браво, — говорю я, — у вас явные способности, малыш!

Она скромно опускает глаза.

Мы подходим к пабу. Три ступеньки. В этой стране нужно обязательно пройти по нескольким ступенькам вниз или вверх, чтобы куда-то попасть.

Мы садимся в баре.

— Что вы будете пить? — осведомляюсь я вежливо.

— То же, что и вы, — отвечает она.

— Я — виски…

— Я тоже.

— Двойное виски…

— Тогда два двойных…

— Ваше сердечко страдает?

— Есть такое дело…

Бармен наливает нам два стакана виски, оставив место, лишь чтобы положить туда по куску льда. Мы пьем с наслаждением… Звучит тихая приятная музыка, причем не какая-то там американская, а настоящая французская. И это доставляет мне такое же удовольствие, как и алкоголь…

— Может, позвоним? — намекаю я. — Но, заметьте, мы никуда не спешим, а, учитывая положение дел, спешить вообще некуда…

Грейс спрыгивает со своего табурета.

— Пошли…

Мы втискиваемся в узкую кабинку в глубине зала.

— Попросите соединить со Скотленд-ярдом, — говорю я, — а как только они ответят, позовите инспектора Брандона для комиссара Сан-Антонио. Я буду с ним разговаривать сам, так как он понимает мой красивый язык.

Грейс кивает и начинает объясняться с телефонисткой.

В этой узкой деревянной клетке я чувствую ее всю. Тепло ее тела, тонкий аромат духов… Наши тела плотно прижаты друг к другу, и я ощущаю, еще немного, и может случиться так, что ваш дорогой Сан- Антонио получит пощечину — будьте здоровы!

Грейс разговаривает, потом умолкает, затем снова что-то произносит…

Очевидно, ее уже соединили со Скотленд-Ярдом, где велят подождать…

Наконец она передает мне трубку.

Эбонитовый микрофон сохраняет запах ее помады… Тепло ее дыхания…

Грейс хочет выскользнуть из кабины, но я удерживаю ее, прижимая к стенке. Она не двигается, никак не реагирует, только лишь дыхание становится чуть чаще, чуть сильнее.

— Алло! — слышу я далекий голос.

— Брандон?

— Yes…

— Это комиссар Сан-Антонио…

— О-о! Как ваши дела, коллега?

— Лучше, чем у Марты Обюртен… Он испускает какую-то непонятную тираду, затем любопытствует:

— С ней случилось несчастье?

— Можно и так сказать. Она похоронена в саду некоего Хигтинса, это на Кастой-Маркет, дом сто двадцать два.

— Что вы сказали?

Он, похоже, ошарашен, этот инспектор лучшей в мире полиции.

— Как вам удалось найти?

— По нюхомеру…

— Что это за инструмент? Я смеюсь.