— Мы?

— Слушай: ты незаметно погрузишь его в машину. Назад. Потом отвезешь меня на пляж, и я возьму напрокат лодку. Сам поедешь вдоль берега в направлении Монако. Помнишь ту бухточку, в которой мы иногда купались?

Еще бы я не помнил! Ведь мы с ней почти каждый день обнимались там голые на теплом песке…

— Ну, и что?

— Будешь ждать меня там. Я подъеду на лодке, мы положим в нее этого типа… А потом ты вернешься на пляж и дождешься меня в баре за стаканчиком виски…

— А ты?

— А я совершу маленькую морскую прогулку…

— И?..

Она сделала протестующий жест.

— О, милый, не заставляй меня уточнять. Есть вещи, которые легко сделать, но трудно описать словами…

И она добавила как бы про себя:

— Он пьян… На нем нет никаких следов побоев. Подумают, что он напился и упал в воду. Главное — чтобы ты в этом не участвовал. Мы должны быть осторожными, Робер… Тебя может узнать еще кто-нибудь. Видишь — газеты не умирают, как листки календаря: с возрастом они превращаются в бумагу. А бумага может еще долго прослужить…

Да, подруга у меня была еще та.

Я ждал на берегу маленькой бухточки, о которой говорила моя пассия. В это время дня дорога была почти безлюдной. Лишь иногда по ней проносились могучие грузовики, от которых содрогалась моя машина.

Бидон яростно храпел на заднем сиденье, подогнув ноги и свесив голову вниз.

Я торчал на берегу уже около получаса, и солнечные блики на воде успели порядком исколоть мне глаза.

В этот день Средиземное море было лучезарно-зеленым, с серебристыми гребешками, располагавшими к сочинению стихов. Но мне что-то не хотелось строить из себя Ламартина. Я ждал лодку Эрминии и, высматривая ее среди волн, думал о том, что ей предстоит сделать.

Я до сих пор не мог переварить ее заявление о приеме на работу. Чтобы мелкая авантюристка вроде нее согласилась жить с человеком, совершившим несколько убийств — это еще можно допустить. Но чтобы она любезно предложила спустить в морскую пучину совершенно незнакомого человека — тут уж я мог только развести руками перед сложностью женского характера.

В каждой женщине сидит чудовище. Эрминия, конечно, утверждала, что печется о моей безопасности, но я сильно подозревал, что ей хочется утопить Бидона ради неизведанных острых ощущений… Попроси ее кто-нибудь утопить новорожденных котят — она, небось, раскричалась бы от возмущения. А человека — пожалуйста, готова…

На этом этапе своих размышлений я и увидел Эрминию; она появилась из-за скалистого выступа на плоскодонке с мотором.

Она весело, широко махнула мне рукой. И у нее, У будущей убийцы, это движение получилось точно таким же, как у юной девственницы, которую терзает наступающая зрелость.

Все они невинны, как ангелочки с церковного календаря. И в то же время готовы не раздумывая перерезать веревочку, на которой висит небо, и обрушить его вам на голову.

Эрминия правила своим корытом, как старый морской волк. Вскоре она тихо причалила к узкому песчаному пляжу.

— Эй, эй!

Она смеялась и махала мне рукой. Честное слово, она вела себя, как на волейбольном матче!

Я повертел вокруг головой, как перископом. Никого. Наш отрезок дороги был пуст, а справа и слева возвышались отвесные скалы.

Я открыл левую дверцу — ту, что была со стороны моря, наклонил спинку переднего сиденья и вытащил Бидона из машины. Он что-то ворчал, но еще не успел очухаться от алкоголя, который я в него влил.

— Ну, давай, поганец!

Я схватил его за руку и потащил, как мешок. А дотащив до лодки, плюхнул его туда. Посудина угрожающе закачалась.

— Смотри сама не нырни, — предупредил я.

— Не беспокойся…

— Может быть, эту морскую прогулку лучше совершить мне?

— Нет, Робер, нам нужно думать о твоей безопасности…

— Ладно, будь осторожна.

Я не спеша вернулся на машине в городок. По дороге я время от времени смотрел на море и различал среди сверкающих волн темное пятнышко, скользящее к выпуклой линии горизонта. Но когда приехал на Мантонский пляж, сколько ни вглядывался — ничего уже не увидел.

Курортный сезон уже приказывал долго жить, и почти все разноцветные шезлонги стояли без седоков. За стойкой бара молодой черноволосый парнишка в белой куртке выжимал сок из апельсинов с помощью аппарата, купленного на последней выставке бытовой техники.

— Один джин-фицц, малыш!

Я уселся под голубым навесом бара… По случаю моего прихода парнишка поставил пластинку с мексиканской песней, от которой лапы покрывались мурашками.

Я долго смотрел на кубик льда в своем стакане. Он плавал почти на самой поверхности и напоминал мне о Бидоне, который вот-вот начнет кормить рыб.

Эрминия что-то задерживалась…

Наконец она появилась. Она отдала свой пароход пляжному прокатчику и выглядела почти радостной.

— Выпьешь чего-нибудь?

— Да.

— Покрепче?

Ее взгляд заставил меня покраснеть.

— Зачем — покрепче? — дерзко спросила она. — Я просто хочу пить. Возьми мне апельсиновый сок.

Она залпом осушила свой стакан; на ее щеках был румянец, но лоб оставался бледным из-за физического утомления.

— Заплати, и пойдем сядем в сторонке.

Она увела меня подальше от бара, к шезлонгам. Некоторое время мы сидели, не говоря ни слова, наблюдая за монотонным движением воды и за бескрайним небом, по которому тащились маленькие жилистые тучки.

Я желал ее, желал со страшной силой…

— Может быть, поедем домой, Эрминия? У меня появились кое-какие планы…

Это была наша условная формула. Но она покачала головой.