туберкулеза. Жив ли он? Сумел ли перенести холода и голод?

Она почувствовала противную слабость в ногах. Поставив ведро на землю, девочка вытерла пот со лба, села на камень. Не стоит показываться дедушке в таком виде.

Майор спустился, сел в машину, уехал в штаб. Наверно, опять оставил недоеденный завтрак на столе. Таня не раз слышала громкие жалобы Хеслена на то, что «в этой дыре совсем нет аппетита».

Нет аппетита! А кругом столько голодных!.. Маленький Сеня Ковров, что живет с матерью напротив, похудел, страшно смотреть. Таня гневно сжала кулаки.

Интересно, что сегодня принесет Ян? По утрам мальчик помогал солдатскому повару «кухарить», и тот разрешал брать кости и объедки домой. Это служило подспорьем не только для четвероногих.

Как трудно стало жить!

А ведь когда началась война и ребята вернулись из Севастополя, жизнь шла почти по-старому. Были даже радости. Проездом побывал у них моряк с теплохода «Богдан Хмельницкий». Тот самый Женя Пятков, посылку которого дядя Боря передал в цирк. Женя ехал с каким-то трудным и сложным поручением в Новороссийск. Но, главное, он видел дядю Борю, работал с ним, привез от него весточку.

Комсомолец рассказывал о капитане с особой душевной теплотой. Оказывается, без капитана корабль был «как без сердца». А когда Борис Захарович вернулся, каждый стал как бы сильнее — готов был драться за троих.

— Задали мы фашистам перцу по первое число, — говорил матрос, — еще и в запас дали. Товарищ Кравцов такой — где трудно, там и он. Скажешь: «Вам бы отдохнуть, товарищ капитан!» — «После войны, — отвечает, — на перинах».

Женя вдруг широко улыбнулся.

— Похвальбы наш капитан не переносит. Однажды был такой случай — это еще до войны. Вызвали нас в море, на помощь рыбакам: сейнер у них загорелся. Операция опасная, что и говорить! Но ребята об этом не думали. Разве товарищей в беде бросишь? В общем спасли рыбаков. А вскоре после того прибыл на «Хмельницкий» корреспондент газеты. Восхвалял мужество капитана, чистоту, порядок на теплоходе. Сразу принялся начальство фотографировать. А товарищ Кравцов поглядел на журналиста и говорит: «Вы мышей не боитесь? Я ужасно боюсь. Прямо в дрожь кидает, как ихнюю породу увижу. Потому и чистоту держим. Какое уж тут мужество! Насчет сейнера вы лучше матросов спросите. Я без них — ноль без палочки. Замечательный народ — ни мышей, ни огня не боятся». Понял корреспондент, покраснел, начал беседовать с народом. Вот он какой, наш капитан!

«Вот он какой! — про себя повторила Таня. — А мы ничего не знали об этом».

Впервые тогда девочка задумалась об одном из самых высоких качеств человека — скромности. Ведь так трудно удержаться, когда тебя восхваляют! Когда она, Таня, получала пятерку в школе, сейчас же бежала хвастаться дедушке и Лене. Еще обижалась, если дедушка ответит: «Ну и что? Каждый должен хорошо учиться». А дядя Боря никогда не гордится, хотя столько разных стран видел, столько знает...

Письмо, которое прислал с Женей Борис Захарович, было полно тревоги за судьбу отца и ребят.

«Пока не поздно, уезжайте из Крыма, — писал он. — Еще можно устроить, как намечалось, Яна и Джо. Уезжайте все вместе. В Москве есть у меня друзья — помогут!»

В письмо даже были вложены два московских адреса. Однако старик, прочтя письмо сына, заупрямился.

— В Крыму я родился, здесь и век доживать, — отвечал он. — Легко ли на старости лет всей семьей тронуться в Москву, стеснять людей? Да и не дойдут сюда гитлеровцы. Кто их пустит?

Шли дни, известия с фронтов становились все тревожней. Тяжко было слушать по радио, как наши войска оставляли родные города, села. Враг рвался к Киеву, Одессе, Ленинграду...

Таня видела, как ухудшалось здоровье дедушки, как томила его тоска по сыну. Огнем жгла душу и забота о ребятах: не сделал ли он, старый учитель, на склоне жизни ошибки? Почему не уехал своевременно?..

В конце сентября Крымский полуостров оказался отрезанным от Большой земли. Немцы заняли Перекопский перешеек, овладели Турецким валом, шли бои на Ишуньских позициях.

В октябре в Крыму было объявлено осадное положение. Началась героическая оборона Севастополя... За три месяца ни одного слова, ни одной весточки не было больше от дяди Бори. Жив ли?..

Потом в их город пришли фашисты. «Победители» занимали лучшие дома. С теми, кто не желал признавать «новый порядок», расправлялись круто.

Маша проболталась, что сын Кравцова — морской офицер. И дедушку переселили в сарай. Квартиру занял работник разведки, майор Хеслен. Даже вещей он не разрешил взять.

Захар Игнатьевич все сносил молча. Таня не удержалась, заплакала, когда из мезонина швырнули в окно портрет мамы. Ян схватил ее за руку.

— Не доставляй им удовольствия!

Девочка собрала старые ящики, устроила из них постели и стол в сарае. Мальчики покрыли земляной пол досками.

Каро и Никандрыч остались с хозяевами, а Джо удалось ночью отвести на старое место в пещеру. Туда Ян каждый день носил тигренку еду.

— Татьяна! — Девочку сильно тряхнули за плечо. — Заболела, что ли? Зову — не откликаешься! Возьми, маме сегодня выдали.

Маша по-прежнему такая же толстенькая, жалостливо смотрела на Таню. В руках у нее была начатая пачка печенья.

— Возьми, я для тебя стащила. Мама не узнает, у нее много.

— Не надо, — хрипло проговорила Таня. — У нас тоже всего много.

Сгибаясь под тяжестью ведра, девочка направилась к сараю. Нет, из запасов Клавдии Матвеевны она не возьмет ничего. Та теперь важная персона — хозяйка ателье мод. Немцы благоволят к ней. Но многие жители переходят на другую сторону улицы, когда навстречу идет рыжеволосая женщина.

Войдя в сарай, Таня бережно поставила ведро, чтобы не расплескать воду. Дедушка еще спал. Таня легла рядом с пуделем, зарылась лицом в его мохнатую шерсть. Почему так долго не идет Ян?..