— Всё в порядке? — спросил я.

— Да. Можем идти.

Мы двинулись в путь. Отец, опираясь на меня обеими руками, делал небольшие прыжки на правой ноге. Я шёл рядом, стараясь подстроиться под него.

— Скажи, когда захочешь передохнуть.

— Сейчас, — ответил он. — Мне нужно сесть.

Мы остановились. Я помог отцу опуститься на землю. Когда его левая нога коснулась земли, он вскрикнул от боли. Я присел рядом на жухлые листья, покрывавшие землю. Лицо его взмокло от пота.

— Ужасно больно, да?

— Только когда делаю прыжок.

Мы просидели несколько минут.

— Давай попробуем ещё раз, — предложил отец.

Я помог ему встать, и мы снова пошли. Я обнял его за талию, а он обхватил меня за плечи правой рукой и крепче прижался ко мне. Идти стало легче. Но, боже, каким тяжёлым оказался отец. При каждом его прыжке у меня подгибались колени.

Прыг…

Прыг…

Прыг…

— Давай, давай, — выдохнул отец. — Мы справимся.

— Уже виднеется изгородь, — сказал я, светя фонариком. — Мы почти дошли.

Прыг…

Прыг…

Прыг…

Когда мы уже были у живой изгороди, мои ноги подогнулись, и мы оба упали.

— Прости, — сказал я.

— Ничего. Поможешь мне перебраться сквозь ограду?

Я плохо помню, как мы её преодолели. Кое-где он полз, кое-где я его тянул, но так или иначе мы перебрались через живую изгородь и оказались на другой стороне, у просёлочной дороги. В нескольких метрах от нас стояла машина.

Мы сели на поросший травой откос у изгороди, чтобы перевести дух. Стрелка отцовских часов подошла к четырём. Солнце взойдёт часа через два, не раньше, так что у нас ещё уйма времени.

— Я поведу?

— Придётся. У меня только одна нога.

Я помог отцу доковылять до машины, и после нескольких попыток ему удалось забраться в неё. Его левая нога всё время попадала под правую, и это причиняло ему мучительную боль. Но в конце концов наши старания увенчались успехом. Уже за рулём я вспомнил про верёвку.

— Верёвка… Мы оставили её там, — сказал я.

— Забудь, это не важно.

Я завёл машину и включил дальний свет. И дал задний ход, а потом развернулся и выехал на ухабистый просёлочный тракт.

— Езжай помедленнее, Дэнни, — попросил отец. — Каждый толчок — сплошная мука.

Он положил одну руку на руль, помогая мне вести машину.

— Ты прекрасно справляешься, — сказал отец. — Продолжай в том же духе.

Наконец мы выехали на главную дорогу. Я переключился на вторую скорость.

— Прибавь газу и перейди на третью, — подсказал мне отец. — Тебе помочь?

— Думаю, справлюсь сам, — ответил я.

Я переключил скорость. У меня сразу исчез страх, ведь рядом со мной в машине сидел отец. Я не боялся врезаться в ограду, я вообще ничего не боялся, поэтому сильно надавил на педаль газа. Стрелка спидометра поползла и остановилась на сорока.

Что-то большое с горящими фарами неслось нам навстречу.

— Я возьму руль, — сказал отец. — Опусти руки.

Он подвёл машину поближе к обочине, и большой грузовик с молочной цистерной пронёсся мимо. Это была единственная машина, встретившаяся нам на пути.

Когда мы подъезжали к заправочной станции, отец сказал:

— Мне придётся поехать в больницу. Необходимо наложить гипс.

— Папа, а ты долго там пробудешь?

— Не волнуйся, к вечеру обязательно вернусь.

— А ты сможешь ходить?

— Конечно. Мне вставят в гипс такую металлическую штуку, чтобы я мог передвигаться.

— Мы поедем в больницу прямо сейчас?

— Нет, — сказал отец. — Некоторое время я полежу на полу в мастерской и подожду, пока можно будет позвонить доктору Спенсеру. Он всё устроит.

— Давай позвоним прямо сейчас.

— Нет, ни к чему будить докторов в половине пятого утра. Дождёмся семи.

— Пап, а что ты скажешь ему, ну о том, что произошло? Как всё случилось.

— Скажу ему всю правду. Он ведь мой друг.

Мы подъехали к заправочной станции, и я припарковался возле мастерской. Я помог отцу выйти из машины, обхватил его за талию и довёл до дверей.

Оказавшись внутри, отец опёрся о верстак с инструментами и сказал, что мне нужно сделать.

Перво-наперво я разложил на промасленном полу мастерской газеты, затем сбегал в фургон и принёс оттуда подушку и пару одеял. Одно расстелил на полу поверх газет и помог отцу улечься. Подушку положил ему под голову, а другим одеялом укрыл.

— Поставь телефон рядом со мной, чтобы я мог дотянуться до него, — попросил меня отец.

Я так и сделал.

— Тебе что-нибудь принести? Может, хочешь чего-нибудь горяченького?

— Нет, Дэнни, спасибо. Мне должны будут сделать анестезию, а перед ней нельзя ни есть, ни пить. Но тебе поесть необходимо. Приготовь себе завтрак. А потом ложись спать.

— Я хочу быть с тобой, когда придёт доктор.

— Ты до смерти устал, Дэнни.

— Ничего подобного, — возразил я.

Я нашёл старое деревянное кресло, подвинул его поближе к отцу и сел.

Отец закрыл глаза и, казалось, задремал. Мои глаза тоже начали закрываться.

— Извини за все хлопоты, что я тебе причинил, — услышал я голос отца.

После этого я, должно быть, уснул, потому что когда я открыл глаза, то увидел доктора Спенсера, склонившегося над отцом.

Как-то отец сказал мне, что доктор Спенсер лечит людей в нашем округе вот уже почти сорок лет. Он мог бы давным-давно уйти на пенсию, потому что ему уже семьдесят, но он не захотел. Да и пациенты его этого не хотели. Он был маленького роста, с маленькими руками и ногами, маленьким круглым лицом, тёмным и сморщенным, как печёное яблоко. «Ну, просто эльф», — думал я всякий раз, встречая его. Древний эльф с белыми волосами и очками в стальной оправе, подвижный маленький эльф с умными глазами и быстро вспыхивающей улыбкой. Никто его не боялся. Многие его любили, но особенно нежен он был с детьми.