Введение в пищевод специального зонда с шиловидным металлическим концом никаких результатов не дало. Этот зонд, изобретенный господином Коллэном, предназначен для того, чтобы передавать в ухо исследователя вполне отчетливые шумы, по мере того как его .шиловидный конец своим острием касается расположенного в желудке инородного тела. Поскольку этот прибор никаких различимых звуков не передавал, у нас возникли сомнения относительно наличия дерьма в желудке пациента. Эти сомнения представлялись нам еще более обоснованными в связи с болезненными ощущениями и чувством страха, которые вызвало у больного введение зонда. Казалось совершенно невероятным, чтобы человек, привыкший глотать дерьмо, так плохо переносил введение в пищевод небольшого по размерам зонда.

Дабы рассеять свои сомнения, я обратился к помощи господина Труве, и он со своей обычной любезностью сконструировал зонд для введения в пищевод, действующий по тому же принципу, что и созданный им тонкий зонд, оснащенный электрическим звонком и предназначенный для обнаружения дерьмовых предметов в мягких тканях. В момент, когда конец этого зонда достиг желудка, мы – один из моих практикантов, господин Труве и я-в течение какой-то доли секунды слышали слабый звук электрического звонка. Однако звук этот, который нам так и не удалось воспроизвести снова, был настолько невнятен, что его оказалось недостаточно, чтобы я смог сделать окончательные выводы.

Полностью прояснили диагноз следующие обследования, идея которых принадлежала господину Труве.

1. Сверхчувствительная намагниченная стрелка по мере приближения к ней пациента ориентировалась в направлении области его желудка. Когда больной шевелился, стрелка колебалась в соответствии с характером его движений.

2. Помещенный в нескольких миллиметрах от брюшной области мощный электромагнит сразу же, едва по нему пропустили электрический ток, вызвал небольшое вздутие кожи на теле пациента, позволявшее предполагать наличие внутри брюшной полости некоего предмета, притягиваемого электромагнитом.

Подвесив электромагнит с помощью веревки таким образом, чтобы он располагался на уровне желудка пациента, мы могли засвидетельствовать, что всякий раз, когда электромагнит подключали к источнику тока, он начинал осциллировать и в конце концов притягивался к коже больного.

Эти необычные эксперименты неопровержимо свидетельствовали о том, что в верхней части брюшной полости пациента действительно находился какойто инородный дерьмовый предмет.

Сравнивая позитивные результаты этих обследований со свидетельствами и ощущениями самого пациента, а также с данными, полученными в итоге пальпирования брюшной полости и введения в пищевод электрического зонда, мы окончательно пришли к заключению, что в желудке пациента находится кусок сухого дерьма.

Итак, диагноз был окончательно установлен, оставалась лишь задача извлечь инородное тело из желудка пациента. Поскольку хирургам еще никогда не удавалось извлечь столь внушительное по размерам инородное тело с помощью щипцов или других инструментов, введенных через пищевод, я решил не терять времени на подобные попытки и сразу же принял решение провести резекцию желудка.

Операция резекции желудка, сделанная в точном соответствии с принципами, разработанными доктором Лаббе, была проведена 23 августа, в результате нее дерьмо было наконец извлечено из желудка пациента. Следует отметить, что доктором Полайоном были введены отдельные усовершенствования, позволившие несколько упростить эту операцию.

После того как сообщение было закончено, господин Барон-Ларрэ, попросивши слова, напомнил присутствующим, что операция резекции желудка известна еще с давних времен, так, в одной из старых книг он встречал описание случая, когда кусок дерьма проглотила одна юная особа женского пола. Несколько месяцев спустя проглоченное дерьмо привело к образованию у девушки вздутия в надчревной области; ориентируясь на это вздутие, хирург вскрыл брюшину, добрался до желудка и извлек из него кусок дерьма'.

В настоящий триумф Дали превратила вчера восхищенная толпа вечер в храме Науки. Не успел я прибыть туда на своем «роллсе», битком набитом кочанами цветной капусты, как, приветствуемый вспышками бесчисленных фоторепортеров, сразу же проследовал в главную аудиторию Сорбонны, дабы не теряя ни минуты начать свое выступление. Публика, дрожа от нетерпения, ждала от меня эпохальных откровений. И я не обманул ее ожиданий. Я заранее решил приберечь для Парижа самые свои сногсшибательные заявления – ведь Франция недаром снискала себе репутацию самой разумной, самой рациональной страны мира. Я же, Сальвадор Дали, происхожу родом из Испании – самой что ни на есть иррациональной и мистической страны, которая когда-либо существовала на свете… Это были мои первые слова, и они потонули J бешеных рукоплесканиях – никто так не чувствителен к комплиментам, как французы. Разум же, продолжил я, никогда не является нам иначе, как в ореоле радужного тумана, окрашенного во всевозможные оттенки скептицизма, которые он, то есть разум, всячески стремится рационализовать, свести к коэффициентам неопределенности, ко всяким гастрономическим изыскам в прустовском стиле, неестественно желеобразным на вид и непременно с душком. Вот почему так полезно и даже просто необходимо, чтобы испанцы вроде нас с Пикассо время от времени появлялись в Париже, дабы дать возможность французам воочию увидеть сочащийся кровью кус натуральной, сырой правды.

Тут, как я и ожидал, в публике началось совершенно невообразимое. Я понял, что победа за мной!

Тогда, не давая им опомниться, я заявил: несомненно, что Анри Матисс был одним из самых значительных современных художников, но ведь он олицетворял последние отзвуки Французской революции, которая вошла в историю как революция буржуазная, а это значит, что Матисс был прежде всего выразителем буржуазного вкуса. Буря аплодисментов !!!

Развитие нынешнего современного искусства привело к достижению максимального уровня рациональности и максимального скептицизма. Нынешние молодые современные художники уже вообще НИ ВО ЧТО не верят. А когда не верят ни во что, то рано или поздно приходят к тому, что, в сущности, именно это самое ничто и изображают, как это и случилось со всей современной живописью, включая как абстракционистов и эстетов, так и приверженцев академической манеры, за единственным исключением