нет места в моей жизни.
Коннор взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. Он знал, что каждое слово Лауры искренне, хотя и ощущал внутри нее смятение. Он видел, как сомнение просвечивает сквозь ее логические мысли, как чистый ручей, бегущий под ледяной коркой.
В ее сомнении скрывалась его надежда.
— Загляни в свое сердце, моя
— Ты должен возвратиться в свое время, — Лаура прижала руку к его груди, когда он наклонился к ней, и ее ладонь оказалась над его сердцем. — Другого выхода нет.
— Я здесь ради тебя, — он провел пальцами вдоль ее скулы, до нежных волосков у нее за ухом, улыбнулся, когда ее губы раскрылись в изумленном вздохе. — И здесь я останусь.
Лаура закрыла глаза, как будто не должна была его видеть.
— Ты не можешь здесь остаться!
— Я не могу тебя покинуть.
— Ты должен уйти, — она смотрела на него, прогоняя его своими словами, одновременно призывала к себе взглядом. — Так будет лучше.
— Разве я в силах покинуть тебя? — он прижался губами к ее виску, чувствуя, как бьется ее пульс, вдыхая запах ее волос. — Мое сердце не допустит этого.
— Ox! — Лаура уперлась пальцами в его грудь. — Но твоя семья…
— Моя семья поймет, — его губы оставляли на ее щеке нежные поцелуи. — Твоя кожа мягче, чем пух, теплее, чем лето.
— О Господи! — прошептала она. Он хотел окутать себя нежным теплом ее кожи, чувствовать ее руки, обхватывающие его шею, ее ноги, сплетающиеся с его ногами. Он положил руку на ее плечо.
— Ты не должен этого делать, — протестовала Лаура, но он все же чувствовал, как поддается ее тело, сладко изгибаясь и прижимаясь к нему.
— Я даже не думал, что ты такая чудесная, — он ласкал чувствительную кожу у нее под ухом, вдыхая ее благоухание, пробуя ее вкус кончиком языка. С губ Лауры сорвался тихий звук — то был стон удовольствия, от которого глубоко в его существе разгорелось желание.
Коннор отстранил голову, чтобы заглянуть в ее прекрасное лицо, чтобы увидеть ответное желание в зеленых глубинах ее глаз, желание, которое пульсировало в ней и давало ему надежду расплавить лед, окружающий ее сердце. Лаура была в забытьи, как ребенок, погрузившийся в сладкий сон. Ее губы раскрылись, и из них к его губам летело ее дыхание, как сладкий, влажный туман.
— Знаешь ли ты, сколько времени я мечтал поцеловать тебя?
— Поцеловать меня?! — Она заморгала, неожиданно проснувшись. — О Боже!
Коннор вздохнул, поняв, что зашел слишком далеко.
Лаура отстранилась от него на длину руки, хватая ртом воздух, как утопающий поднимает голову над поверхностью воды. Сев прямо, она разгладила юбку и взглянула на свою опекуншу, как будто ждала, что ее сейчас поставят к позорному столбу. Софи читала книгу заклинаний, не замечая ничего на свете.
Лаура расправила плечи и посмотрела на Коннора.
— Возможно, в твое время такое варварское поведение было в порядке вещей, но в наши дни джентльмены относятся к дамам с уважением.
— Похоже, тебе долго придется учить меня обычаям вашего века. — Коннор улыбнулся, прослеживая взглядом изгиб ее туго сжатых губ. — Как мужчина дает знать о своих чувствах женщине, которую он хочет?
Все тело Лауры напряглось; ее рот раскрылся, затем закрылся и снова раскрылся, когда к ней вернулся голос.
— Джентльмен не должен испытать этого чувства к леди!
— Разумеется.
— Что стало с мужчинами в вашем веке?! — Коннор смотрел на нее, запоминая каждую нежную черточку и линию ее лица, изящный изгиб ее шеи. Его взгляд скользил по скату ее плеч, по налитой груди, пытаясь представить белую кожу, скрытую за розовой тканью. — Разве они могут видеть твою красоту и не желать тебя?
— Ох! — Лаура прижала руку к горлу. — Мне ясно, что ты никогда не сможешь приспособиться к нашему веку.
— Я сделаю все, что угодно, чтобы ты стала моей.
— Кажется, ты не понимаешь. Я не хочу, чтобы ты оставался здесь.
— Ах, моя леди, — Ответил Коннор, поглаживая тыльной стороной пальцев по ее гладкой щеке. — Я с удовольствием докажу тебе, что ты заблуждаешься. А что касается желания — я с особенным удовольствием научу тебя, что на самом деле означает это чувство.
— Ты что… — Она вскочила на ноги, и с нее во все стороны посыпались перья. Она смахнула перья с лица и посмотрела на Коннора, прищурив глаза, как кошка, готовая к прыжку. Но все же она оборвала свою тираду, прежде чем гнев успел подчинить ее своей власти.
Она закрыла глаза, шевеля губами, как будто считала про себя. Когда ее густые, темные ресницы поднялись, Коннор увидел в ее глазах ледяное самообладание, которое она так заботливо лелеяла.