– Леди Александра Ригби. – Нет.

Мередит начала проявлять явные признаки нетерпения:

– Потому что?..

– Она мне не кажется привлекательной. Более того, она кажется мне отталкивающей.

На место нетерпению пришло изумление.

– Но почему? Она очень красива и прекрасно танцует.

– Истоки этого отвращения – в далеком прошлом. Ее семья гостила у нас в поместье Рейвенсли, когда мне было одиннадцать лет, а леди Александре – два года. Однажды я обнаружил ее в саду: она сидела на земле и ела – не знаю, как высказаться поделикатнее, – он понизил голос, – испражнения кролика.

Мередит закашлялась, чтобы не рассмеяться:

– Но ей же было только два года, лорд Грейборн! Многие дети в таком возрасте делают подобные вещи.

– Я никогда не делал подобных вещей. А вы?

– Нет, но...

Он поднял руку, заставляя ее замолчать.

– Я никогда не смогу ее поцеловать. Кто следующий?

– Леди Элизабет Уотсон.

– Невозможно.

– А эта тоже ела в младенчестве что-нибудь ужасное?

– Об этом мне ничего не известно, но сейчас – ест. От нее пахло брюссельской капустой.

– Постойте, я сама догадаюсь... Вы с детства терпеть не можете брюссельскую капусту?

– Да, и простую – тоже. И леди Бертильда Аткинс также должна быть исключена из списка.

– Потому что от нее пахнет...

– Да, капустой. – Филипп театрально вздохнул. – А жаль, она могла бы подойти!

– Я уверена, что леди Бертильду можно убедить поменять диету.

– Я никогда не посмею просить ее на всю жизнь отказаться от блюда, к которому она, очевидно, питает особое пристрастие. Кто следующий?

– А у вас есть еще какие-нибудь кулинарные антипатии? – спросила Мередит с подозрением.

– Нет, насколько я помню, – широко улыбнулся Филипп.

– Ну хорошо. – Она заглянула в список: – Леди Лидия Тадуэлл.

Филипп поморщился:

– Не подходит. От нее сильно пахнет...

– Я думала, мы покончили...

– ...бренди, а это не еда, а напиток. Вероятно, она... – Он жестом изобразил, как опрокидывает несколько рюмок. – Тайком. Абсолютно неприемлема. Дальше?

– Леди Агата Гейтсхолд.

? Нет.

Мередит обреченно вздохнула:

– Милорд, мне кажется, вы просто демонстрируете свое упрямство. Леди Агата идеально соответствует всем требованиям, входящим в ваш список.

– Согласен. Всем, кроме одного. Она неравнодушна к лорду Сассафрасу.

– Сассафрасу? Никогда о таком не слышала.

– Какой-то иностранец, – пожал плечами Филипп. – Кажется, итальянец по матери.

Мередит, очевидно, обуревали сомнения:

– Леди Агата никогда мне о нем не говорила.

– Правда? Наверное, просто не успела. Мне она прожужжала о нем все уши: лорд Сассафрас то, лорд Сассафрас се. Она явно и не особенно деликатно давала мне понять, что я ее нисколько не интересую. Не могу же я жениться на женщине, которая влюблена в другого. Кто следующий?

– Леди Эмили и леди Генриетта...

– Невозможно. Обе едва не упали в обморок при одном только упоминании об интимных сферах жизни мужчины и женщины.

– Так и должны поступать благовоспитанные девушки.

– Боюсь, что вы не так хорошо разбираетесь в светском воспитании, как вам кажется. Нет, ни леди Эмили, ни леди Генриетта не годятся. Я уверен, что при столь нежной конституции они просто не перенесут настоящего акта физической любви, а ведь мне надо как можно быстрее произвести наследника.

Щеки Мередит вспыхнули, и она несколько секунд буравила его сердитым взглядом. Филипп лишь невинно моргал, демонстрируя лояльность.

– Мне помнится, вы говорили, – наконец произнесла она, откашлявшись, – что вас не особенно тревожит то, какой будет ваша будущая невеста, лишь бы она не оказалась уж слишком отталкивающей. Сейчас же вы проявляете поразительную разборчивость.

– Хм-м. Да, возможно, создается именно такое впечатление. Кто следующий?

– Судя по предыдущим неудачам, я думаю, самым правильным будет просто прочитать верхнюю строчку моего списка и таким образом сэкономить наше время.

– И кто же возглавляет список?

– Леди Пенелопа Хикман.

– Ах да, леди Пенелопа!

– Леди Пенелопа обладает всеми качествами, которые вы соизволили указать как наиболее привлекательные в женщине. – Мередит начала перечислять, заглядывая в бумажку: – Она обожает музыку, играет на фортепьяно и поет, как ангел. Она проявила интерес к вашим историческим исследованиям и не выказала сильного отвращения к пыльным древностям. Она легко поддерживает разговор на любую тему. Ее не привлекает всякая романтическая ерунда, и она умеет вести хозяйство и управляться со слугами. К тому же она любит животных, прекрасно танцует, бегло говорит по-французски и изумительно вышивает.

Оторвавшись от списка, Мередит с триумфом воззрилась на Филиппа, как бы говоря: «Ну, попробуй! Найди у нее хоть какой-нибудь недостаток!»

– Хм-м, по-моему, вы еще не все перечислили. Мередит нахмурилась и опять посмотрела в список.

– Ах да, конечно! – воскликнула она. – Стройная, классически красивая. Мне показалось излишним упоминать об этом. Красота леди Пенелопы не вызывает сомнений.

– Мне кажется, она какая-то... бесцветная.

От возмущения Мередит широко раскрыла глаза:

– Она блондинка!

– Ну да, вот в этом-то и проблема. С некоторых пор я предпочитаю брюнеток.

Со вздохом, выражающим крайнее негодование, Мередит осторожно переложила спящего Принца со своих колен на диван, вскочила на ноги и, подбоченившись одной рукой, а другой потрясая списком, двинулась к лорду Грейборну.

– Что это за чепуха? Вы не можете предпочитать брюнеток. Филипп изобразил на лице крайнее удивление:

– Вы уверены? А я не сомневаюсь, что предпочитаю брюнеток. Кому и знать, как не мне, что я люблю.

– Вы смеетесь надо мной, лорд Грейборн, и мне это очень не нравится. – Мередит трясла списком у него перед носом. – Здесь все указано, я сама записывала два дня назад. Вы говорили, что вам нравятся, – она ткнула пальцем в строчку, – «стройные, классически красивые блондинки».

– Вообще-то это говорил не я, а Эндрю.

– Но вы же не сказали, что он ошибается.

– А он и не ошибался! Покажите мне мужчину, которому не нравятся «стройные, классически красивые блондинки». Однако я лично предпочитаю брюнеток.

Филипп услышал стук и не сразу понял, что это Мередит раздраженно бьет кончиком туфельки по мраморному камину.