Кристина снова помотала головой и села – скорее плюхнулась – на песок.

– А ты знаешь, чем мы занимались две последние недели? – спросила она, глядя на мирно плещущие волны.

– Отдыхали? – неоригинально предположил я, опускаясь рядом.

– Я пыталась снять Дейви с иглы, – тяжело вздохнула Кристина. – Чтобы совсем, с концами… очередной раз… А ты, – она оглянулась на меня, – ты-то знал, что он употребляет героин?

– Я многого не знаю, – ответствовал я одним из этих «прете-поте»[55] ответов, джентльменский набор которых оказывает неоценимые услуги личностям косноязычным вроде меня. Вообще-то я подозревал, что Дейви сидит на чем-то тяжелом, но не был уверен. Точно так же я не был уверен, знает ли Кристина насчет Инес и Дейви; ни один из них не высказывался при мне на эту тему.

И вот тогда и там, на ночном эгейском пляже, на золотом песке у лазурного моря (и тот, и другое утратили до рассвета свой цвет), весь стресс, весь страх и вся боль выплеснулись из Кристины наружу, мне оставалось только сидеть и молчать.

Как он начал, как он сперва умел держать себя в руках, его бахвальство, что по-настоящему это нужно только слабым людям, а он и так все время на взводе, а герыч только обостряет это ощущение, и что круче всего он торчит, лабая со сцены, рядом с этим все остальное семечки, а последние месяцы, включая сюда и все турне, она и уговаривала, и заставляла его бросить, и он вроде даже и бросил, а потом оказалось, что нет, и она узнала про себя и про него много такого, чего раньше не знала, что она чувствует ответственность за него, но при этом он нередко доводит ее до полной, слепой ярости, и тогда она его ненавидит, и что он способен использовать наркотики для того, чтобы причинить ей боль, принимает их нарочно, назло, когда с ней поссорится, и что наркоманам вообще присущи двуличие и алогичность, я завязал, я уже практически завязал, я завяжу завтра, ну вот видишь, я же целый день продержался, за такое полагается небольшое вознаграждение…

Она и по-хорошему его уговаривала, и закатывала ему истерики, иногда даже била, грозилась поломать ему пальцы, донести в полицию, она обшаривала всю его одежду и все вещи, а если что находила, выкидывала, последние недели она уже попросту не отпускала его ни на шаг (к концу турне я и сам стал замечать, что в каком-то смысле они сблизились еще больше обычного, а в каком-то отдалились), и то же самое продолжалось первые две недели и здесь, на Наксосе.

И теперь она устала, и не просто потому, что Дейв спит совсем мало – это у него организм такой, а она не решается уснуть раньше него, – а из-за постоянного, изматывающего напряжения… Ну, и еще ей было необходимо перед кем-нибудь выговориться.

За разговором мы почти допили бутылку, и мы видели еще несколько спутников, как они неспешно ползут по небу, и несколько падающих звезд, тонкие, яркие, бесшумные линии, исчезающие прежде, чем ты успеешь взглянуть на них прямо.

– А вообще-то, – сказала Кристина, – я думаю, теперь он бросил. – Она смотрела на тонкую белую полоску прибоя. – Надеюсь.

Ну что тут скажешь? Я ничего и не сказал, а просто приобнял ее и ободряюще похлопал по плечу.

– Уэйрд, – Кристина прикрыла один глаз, а другим смотрела прямо на меня с расстояния в пару дюймов. – Я хочу выкупаться.

– О? – сказал я, глядя, как она снимает свитер и джинсы.

– Присоединишься?

Футболка на мгновение запуталась вокруг ее головы, давая мне возможность попялиться на освещенные луной груди и подумать: господи, Кристина, как бы мне хотелось разложить тебя, здесь же и тут же.

– Вот же мать твою, – пробормотала она, справившись наконец с футболкой. – Ну, так как?

– Да у меня плавок нет.

– Знаешь, я ведь уже… ладно, как хочешь. – Кристина повернулась и пошла к морю. – Вода-то какая теплая. Давай иди сюда.

Я упрямо помотал головой. Кристина зашла по колено, остановилась, повернулась ко мне, стянула с себя купальниковые трусики и бросила их на берег.

– Теперь тебе легче, – рассмеялась она, а затем повернулась, побежала, вздымая фонтаны брызг, и нырнула.

Я встал, посмотрел, как она заплывает все дальше и дальше, а затем разделся и сложил нашу одежду в две раздельные, аккуратные кучки.

Мой стиль плаванья (я считаю его кролем) весьма зрелищен, но малоэффективен; Кристина без напряжения крутила вокруг меня круги и восьмерки. Я был подвергнут пяткощекотанию, задницещипанию и вмордуводойплесканию, но зато занял в заключительном заплыве к берегу второе призовое место.

Мы лежали бок о бок на песке и часто, шумно дышали. Я смотрел на звезды, на обкусанный ломтик луны и зябко дрожал. Мне хотелось повернуться и поцеловать Кристину, но я твердо знал, что не сделаю этого, со мною так не бывает. Кроме того, говорил я себе, слишком уж это было бы аккуратно, логически законченно, слишком похоже на сознательный акт мести. Построить четвертую сторону навязшего в зубах четырехугольника на другом пляже, перед другой полоской прибоя, под высокотехнологичными огоньками небесных соглядатаев…

Плюнь и забудь.

Я на секунду задумался, а где сейчас Инес и Дейви? В постели? В Афинах или на каком-нибудь островке между здесь и там? Или они действительно бросили свою интрижку и целомудренно покоятся в разных комнатах, а тем временем неведомые мне механики устраняют в самолете неведомую мне неполадку?

Господи, подумал я, да откуда ты знаешь, что они в постели/постелях, а не на дне Эгейского моря, – и тут же выкинул невыносимую мысль из головы.

Кристина громко, с каким-то прихлебом вздохнула. Я чуть повернул голову; она снова смотрела на