– Дядькина, – отрапортовал Томми. – Зам, так его звать.
– Это какой же у него тогда босс? – съюморил Макканн.
– А вот вы-то с ним, чего вы там творили той ночью? – нагло полюбопытствовал Томми.
– А тебе что, длинный, – подмигнул мне Макканн, – память отшибло?
– Плясали на шоссе, – сказал я. – А еще я знаю, что мы зашли куда-то за жратвой навынос.
– И всего-то? – расхохотался Макканн; по той или иной причине мои слова его очень позабавили. –
– Под Санта-Клауса косит, – объяснил я Томми.
– Ты хоть помнишь, как мы отсюда уходили? – спросил Макканн.
– Да так, смутно.
– Ты назначил Белле свидание. – Он широко ухмыльнулся, продемонстрировав нам чересполосицу желтых настоящих и ослепительно белых вставных зубов.
– О, – смутился я. – Ничего, она поймет. – И оглянулся на стойку, но Беллы там не было.
– Потом мы пошли в «Ашоку», помнишь? Но ни за какими не навынос. Ты помнишь, как дрался на шпагах с управляющим?
–
– Не помнишь, да? Все перезабыл? – Макканнова улыбка стала еще шире, теперь она охватывала самые задние коренные.
Мрак и тоска. В «Ашоке», в моем любимом индийском ресторане…
– Ну, Макканн, если ты брешешь…
– Не боись, это понарошке на шпагах, а так на шампурах. Ты это для смеху, ржал все время.
– Уж мне-то, конечно, было смешно, а вот как ему?
– Да ему тоже.
– Слава тебе господи.
– Так ты помнишь эти пляски на… – Макканн подмигнул Крошке Томми, – на «шоссе»?
– Смутно.
– А ты помнишь, какой это был участок шоссе?
– Не очень. Только не говори, что прямо напротив полицейского участка.
– Нет. – Макканн снова подмигнул заранее ухмылявшемуся Томми и неторопливо отхлебнул из кружки. Я ждал.
– А стриптиз-то ты помнишь? – вопросил он театральным шепотом.
– Господи Иисусе…
– Так ты что, совсем не помнишь?
– Нет, – сказал я и безнадежно вздохнул. Так вот куда подевалась моя одежда.
– А тебе знаком… – Макканн упер руки в столик, подался вперед и наконец завершил фразу: – Обрубленный виадук?
Томми секунду поосмысливал услышанное, а затем громко фыркнул в стакан. Меня охватил неподдельный ужас, я смотрел на Макканна и буквально чувствовал, как глаза мои вываливаются из орбит.
– Боженька, – прошептал я, – милосердный…
– Да, – кивнул Макканн и весело побарабанил по столику пальцами.
– Боженька милосердный и сорок святых великозасранцев. – Я уронил лицо в ладони, посидел так немного и снова взглянул на Мак-канна. – Да как же нам это сошло?.. Да нет… нет… нет!
Я снова уронил лицо в ладони. Макканн заржал. Томми заржал. Я не знаю точно, но думаю, что и Белла заржала. Я не совсем уверен, что из-под стола не донеслось собачье ржанье.
Шоссе М-8 проложили прямо через Глазго; оно идет с северо-востока, поворачивает почти прямо на запад, огибает городской центр с севера, проходит между центром и Вест-Эндом, пересекает Клайд по Кингстонскому мосту и завершает нижнюю часть S-образного путешествия через город поворотом на запад, к Пейсли и Гриноку. Для строительства этой штуки очень много порушили, однако город каким-то образом выжил и получил в награду за страдания едва ли не самый быстрый в Европе маршрут от центральных районов к аэропорту.
Но были, конечно, и ошибки, кое-где появились не связанные с основной трассой объезды, ответвления, утыкающиеся в земляные насыпи, эстакадные развилки, повисающие одним концом в воздухе. Одна из этих дорожно-транспортных причуд возникла чуть к северу от виадука Соксихолл-стрит – бетонная эстакада, пересекающая шоссе и ровно никуда не ведущая, ее дальний, обрубленный конец сиротливо висит прямо над бегущим внизу потоком машин. Судя по широким бетонным ступеням на другом, норт-стритском конце, в какой-то момент проектировщики решили приспособить это чудо света под пешеходный переход, но было то давно и неправда, теперь эти ступеньки наглухо перекрыты, а со стороны Ньютон-стрит никакого строительства не наблюдается.
Гладкая, без единой зацепки, поверхность опор и высокие стальные ворота на входе должны бы вроде защитить бестолковый обрубок от излишнего внимания детей и придурков, однако встречаются придурки,
