на стоящей в алькове кровати с низкой деревянной спинкой. На ней была все та же рубашка.
Убедившись в том, что руки и ноги снова слушаются, Шеррис села и, помедлив, спустила ноги с кровати, держась рукой за стену.
Ступни утонули в пушистом ковре. В комнате было тепло. Здесь, кроме нее, находились: ниша с заставленными альбомами полками, стол, стул, выключенный экран и платяной шкаф, забитый одеждой как раз ее размера. За одной из дверей оказалась ванная с разными туалетными принадлежностями (за исключением ножниц, бритв и тому подобного).
Окон не было; воздух понемногу просачивался сквозь пористые плиты потолка. Стояла такая тишина, что Шеррис слышала биение собственного сердца. Под потолком в углу торчала выпуклая линза черного стекла размером с человеческий глаз. Оттуда открывался обзор на всю комнату, за исключением ванной.
Подергав дверь, Шеррис убедилась, что ее заперли. Внезапно она ощутила слабость и присела на кровать, затем легла, и ее вновь сморил сон.
Во сне пришел Ленивый Убийца. Он принял человеческий облик, но Шеррис все равно знала, что это он. Они сидели в той же маленькой комнате во владениях Молгарина, в которой она спала. «Привет». — «Привет». — «Итак, о чем ты хотела узнать?» — спросил Лентяй. «Что ты имеешь в виду?» — «О чем бы ты хотела узнать?» — терпеливо повторил Лентяй. Она огляделась. «Где Синудж?» — «Мертв, разумеется. Что еще?» — «А остальные?» — «Тоже мертвы». — «Знаю. Но где они?» — «Мертвые — нигде. Если не считать прошлого». — «Увижу ли я их еще когда-нибудь?» — «Только на пленках и в своих снах». Она расплакалась. «Ты — последняя», — сказал ей Лентяй. «Что?» — «Ты — последняя. Из восьмерки. Совсем как я: я тоже последний из восьми. Вы — это я, а я — это вы. Мы одно и то же». — «Нет, я — это я.» — «Да, ты — это ты, — согласился Лентяй. — Но вы — это еще и я. А я — это вы».
Она плакала, не зная, что ответить. Хотелось проснуться, но не получалось. «Слушай, — сказал Лентяй. — Я могу тебе помочь?» — «Что?» — «Могу я помочь? Только скажи». — «А как ты можешь помочь?» — «Я умею уничтожать. Это все, что я умею, — уничтожать. Больше я ни на что не гожусь. Хочешь, чтобы я что-нибудь уничтожил?» — «Хочу, чтобы ты уничтожил все! — крикнула она. — Все это чертово дерьмо! Злых мужчин и похотливых женщин, все эти армии, компании, культы, религии и всех их сторонников и противников! ВСЕ!» — «Я могу уничтожить не все, но многое из этого». — «Ты просто глуп. Ты мне надоел». — «Нет. Я мог бы уничтожить много вещей и людей, но не все и не всех.» — «Ты сумасшедший», — ответила она, изо всех сил пытаясь проснуться. «Мы не безумны, леди Шеррис», — сказал Лентяй. Он поднялся, собираясь выйти из комнаты. — «Мы еще посмотрим, на что сгодимся.» — «Что ты хочешь этим сказать?» — «Это я насчет того, чтобы все уничтожить. Посмотрим, на что сгодимся». Шеррис сжала свою раненую руку, надеясь проснуться от боли, но это не помогло. «Кто ты?» — спросила она его. Человек уже стоял возле двери. «Я — это ты, — повторил он. — Последний из восьмерки. — Он подмигнул. — Посмотрим, на что мы сгодимся. А теперь — спать».
Она проснулась — пахло едой. На столе стоял поднос со всякой всячиной. Шеррис не успела увидеть, кто его принес: дверь в комнату захлопнулась, щелкнув замком.
Шеррис лежала, размышляя о своем сне. Ее пробрала дрожь. Затем исходивший от подноса аромат опять вернул ее к реальности.
На подносе оказался завтрак, которым вполне можно было накормить двух оголодавших людей. Она съела его весь, без остатка. Табло показывало, что утро уже перевалило за середину. Включился экран, и она стала просматривать новости.
Гакха нарвались на крупные неприятности, подвергнув радиационному облучению верхних чинов Голтара, Микен и Ночного Призрака; Всемирный Суд испытывал жесткое давление со стороны негодующих бюрократов, потребовавших доступа к закрытым медицинским технологиям военного времени. Суд, в свою очередь, сделал Гакха козлами отпущения, приговорив их к извинениям, денежной компенсации и обещанию не поступать так в дальнейшем. Орден, по-видимому, не собирается выполнять эти требования. Всемирное Святилище находится в осаде, ходят слухи также о вызове войск. Объявлена мобилизация военных поселений и запасных подразделений Гакха по всей системе.
О ситуации, создавшейся вокруг Запретных Земель и Пояса Безопасности, новости умалчивали, если не считать неясных слухов о воздушном столкновении между силами Пояса и Повстанческих Государств. Передвижения по южной окраине Калтаспии ограничены.
Люди по-прежнему без умолку обсуждают теракт (на экране возникло изображение, передаваемое по всей системе с Ночного Призрака) против некоего нового философа-гуру по имени Джермен.
Придвинувшись ближе к экрану, Шеррис вызвала архив и отыскала в нем файлы с новостями за несколько предыдущих дней. Студия с записью дебатов: политики и представители различных религий спорят с Джерменом, и тот, обаятельно улыбаясь, валит их на лопатки.
Джермен выглядел все так же: черные волосы, темные глаза и странное всепоглощающее спокойствие. Внезапно из зала выскакивает человек: он перепрыгивает через стол, размахивая предметом, зажатым в руке. Смятение, выстрелы, изображение скачет, народ валом валит из студии; затем — устрашающий жертвенный нож на столе, кровь, на заднем плане размахивают револьверами охранники; Джермен зажимает рану на голове, другой рукой расталкивая своих телохранителей, и что-то говорит человеку, который поддерживает его.
Затем — немое изображение: Джермен с забинтованной головой в комнате за стеклом рядом с тем же человеком; оба сидят на низких стульях и разговаривают. Собеседник Джермена прячет лицо в ладонях; Джермен колеблется, потом протягивает руку к его плечу.
Шеррис просмотрела запись во второй раз, в третий. Последние вести о Джермене сообщали, что он нашел убежище в колонии на каком-то астероиде.
Она вернулась к просмотру текущих новостей. Обычные военные конфликты и гражданские стычки, крупные и незначительные катастрофы, в промежутках — редкие отрадные сообщения.
Шеррис откинулась на спинку стула, в очередной раз прокручивая основные известия. Голова кружилась точно так же, как при первой встрече с Ленивым Убийцей, когда она и глянула в подвал каменной башни, где хранились древние сокровища.
Немного погодя Шеррис покачала головой и выключила экран.
После душа, вытираясь, она мимоходом бросила взор на свое отражение в большом, во весь рост, зеркале в ванной. Остановившись, Шеррис рассмотрела себя повнимательнее. Недавно достигшая среднего возраста женщина с выбритым наголо черепом. Левая рука забинтована. Под глазами мешки. Лицо старухи.
Одна, пронеслось у нее в голове. Совсем одна.
Интересно, что думает о ней та, в зеркале.
Она надела темный брючный костюм и пару тяжелых, но добротных ботинок на мягкой подошве. Одеваясь, она попутно обшарила комнату в поисках предметов, которые могли бы сойти за оружие, но ничего такого не обнаружила.
В конце концов она снова уселась за стол и, включив экран, стала смотреть какую-то глупую комедию, которая помогла ей отвлечься от невеселых мыслей. Полчаса спустя в дверь постучали двое юных эмиссаров и вызвали ее на аудиенцию с Молгарином.
Слева и справа от нее шествовали двое близнецов, а чуть позади — два охранника. Лифт опустил их еще глубже под землю; время от времени кабина приостанавливалась, и приглушенный лязг возвещал о том, что пневматические створки шахты раскрываются, чтобы пропустить лифт и вновь закрыться за кабиной.
Наконец они вышли в короткий коридор с множеством дверей-турникетов. Коридор заканчивался узкой лестницей, уводящей в темноту. У подножия лестницы охранники остановились. В сопровождении двух эмиссаров Шеррис поднялась по ступенькам; они поддерживали ее под руки бережно, но крепко. Позади послышался глухой рокот, и свет погас.
Они оказались в громадном круглом бункере. В помещении было почти совсем темно, не считая света, исходившего от двадцати или около того узких экранов-щелей, равномерно распределенных вдоль
