– Эшли, я ведь не спрашиваю, боишься ты или не боишься, только прошу быть поосторожней. А ну-ка, спускайся.

– Спущусь, если вы нам расскажете про звук, который видно. Расскажите, мистер Макхоун, я правда спущусь.

– Давай слезай, обезьянка! – рассмеялся он.– Я и так собирался рассказать, прежде чем вы распищались. Живо вниз!

– Мистер Макхоун, не надо так волноваться, а то штанишки придется менять.– Эшли тряхнула белокурой головой и полезла вниз по горбатому краю стены.

– А я и не волнуюсь, юная леди,– сказал он. Дайана и Хелен изумленно посмотрели на Эшли и захихикали. Льюис и Прентис тоже прыснули.

– Мистер Макхоун, она сказала «штанишки менять»,– произнес Дин Уотт.

– А я маме расскажу,– пообещал Даррен сестре, которая преодолевала, в основном на коленках и попке, каменный горб.

– Вот что, Даррен Уотт,– сказала девочка, выбирая очередную опору,– отойди-ка ты в сторонку, отпедриль себя в попенку.

– Ух ты! – выдохнула Дайана.

– Эшли! – рассердился Кеннет.

– Мистюр Макхоун! Мистюр Макхоун! Вы слышали, че она грит? Слышали, а? – возбудился Лахлан.– Эшли, знаешь, ты кто? Малявка-шалавка, вот кто!

– А ты… А ты…

– Юная леди, это очень неприлично! – погрозил девочке пальцем Прентис.

– Прентис, заткнись! – велел Льюис.

– Я не шалавка!..

– Дядя Кен, а что значит – отпед…

– Штанишки менять! Штанишки менять!

– Малявка-шалавка! Малявка…

– Ну, все! Все! – перекричал Кеннет пронзительный детский гам.– Уймитесь! Эй, орда несносная, вы хотите узнать про звук или нет?

– Но…

– Она…

– Я…

– Молчать! – взревел он, вскакивая на ноги и потрясая кулаком над головой и делая картинный пируэт, чтобы жест адресовался каждому.– Ведете себя как дети! Да кабы я мог терпеть такие пытки – учителем бы остался.

– Пап, но мы же дети! – выкатил глаза Прентис, замотал головой и снова рухнул в траву, на этот раз – с громким охом.

– «Невинность – не оправдание», Прентис Макхоун,– громогласно заявил Кеннет, грозя пальцем лежащему ребенку.– В школе, где я учился, это было девизом, и вам всем следует зарубить его на носу!

Одного только Льюиса не веселило это представление. Он играл с травинкой. Остальные – кто хохотал во все горло, кто сидел скорчившись, втянув голову в плечи, крепко обхватив себя руками, и давился смехом, и обменивался с другими выразительными взглядами и кивками.

– Господи Боже! – воззвал Кеннет к чистому голубому небу, задрав голову и раскинув руки,– обрати Взор Твой на младенцев сих, не ведающих, что творят, и удели им чуток ума-разума, прежде чем за них возьмется наш жестокий мир!

– Ха! Мистер Макхоун, вы же в Бога не верите! – закричала добравшаяся до середины стены Эшли – ее лицо было уже почти вровень с лицом Кеннета.

Он повернулся к ней:

– И что с того, дружок? Я не верю в Санта-Клауса, но ведь Прентис на Рождество всегда получает подарки.

– Ну, мистер Макхоун,– помахала ладошкой Эшли,– разве можно попу с пальцем сравнивать!

С таким видом, будто глубоко шокирован, Кеннет шагнул назад:

– Ах ты, уличный лингвист! Что еще за выраженьица заборные? – Он снова вскинул руки.

И тут Эшли спрыгнула прямо на него с криком «Джурмонимо!»[43]

Девочка ударилась ему в грудь, головой стукнулась о его подбородок, обвила ручонками его шею, коленки вонзились ему в живот. Он тоже ее обхватил, чтобы не упала, резко качнулся назад, сам чуть не повалился, успев заметить, что позади него на траве сидят близняшки.

Он опустился на колени, сгруппировался и не задел Дайану и Хелен. Шатаясь, встал – Эшли вцепилась в него как обезьянка, ножками обвила его талию, и от девочки пахло… не только потом.

– Ладно,—проговорил он, чуть переведя дух,– спасибо тебе, Эшли, за участие.

Остальные немножко притихли. Эшли сильно терла ладонью лоб. Кеннет нахмурился, отстранил девочку от своей груди, чтобы заглянуть ей в личико. Грязное, а так все в порядке.