внимания, может, даже награды. Если их испытывают, значит, они прошли испытание с положительной отметкой и, возможно, опять-таки заслуживают награды. Если же все это для них наказание за некую провинность перед большим миром, тогда их следует простить.

Знать, какая часть населения внутри имитации должна прозреть, чтобы остановить эксперимент (может, половина, а может, гораздо больше или гораздо меньше), было невозможно, но пока число просвещенных продолжало возрастать, Вселенная постоянно приближалась к прозрению, и откровение могло прийти в любую минуту.

Правда (с большой буквы) не без основания претендовала на то, чтобы считаться окончательной религией, последней верой, церковью в высшей инстанции. Эта религия включала в себя все остальные, увязывала их все воедино, могла охватить все вместе и заменить каждую по отдельности. В конце концов, все они могли быть выброшены на свалку как побочные явления самой имитации. В некотором смысле Правду тоже можно было выбросить на свалку, но, в отличие от остальных религий, ей все еще оставалось что сказать и после того, как этот общий знаменатель был изъят из уравнения.

Она, в отличие от прочих, могла также претендовать на известную универсальность. Остальные ведущие религии были характерны только для породившего их вида, признаки их указывали на один вид (а нередко — лишь на одно из подмножеств какого-либо вида) или представляли собой симбиозы, синтетические сращения из группы религий, достаточно близких, хотя и разнородного происхождения.

Правда, не претендуя ни на какие чудеса (по крайней мере, на доказуемые чудеса) и не являясь детищем одной личности, непререкаемого пророка (она возникала естественным образом и многократно у множества различных цивилизаций), представляла собой первую истинную постнаучную, панцивилизационную религию — или, по крайней мере, первую религию, которая не была просто навязана победителями побежденным против желания последних. Правда могла даже не претендовать на звание религии вообще, если такая претензия отпугивала от нее тех, кто по своей природе был антирелигиозен. Ее можно было рассматривать скорее как философию, даже научный постулат, основанный на неколебимо твердой статистической вероятности.

Меркатория просто приняла эту систему верования, надлежащим образом ее систематизировала и объявила государственной религией последней эпохи.

«Вы не веруете, Фассин?» — Полковник вложила печаль в посланный ею сигнал.

«Я ценю интеллектуальную силу Правды».

«Но вы не держите ее в голове постоянно?»

«Нет. Прошу прощения».

«Не извиняйтесь. Для нас всех это бывает затруднительно. Мы, может быть, еще поговорим об этом».

«Боюсь, что, может, и поговорим».

«Тогда вернемся к моему вопросу».

«Верю ли я во все это?»

«Именно».

Фассин посмотрел на корабль внизу, на множество ревущих двигателей, вращающихся лопастей и опорных структур. Долгий переход: тридцать миллионов лет пути между галактиками.

«Мысль о том, что нечто, созданное насельниками, способно проделать путь такой протяженности, и вправду кажется невероятной», — признался он.

«Утверждение, будто путешествие вовне было совершено гораздо быстрее, пожалуй, в равной мере принадлежит к области фантастики».

О да, этот пресловутый и почти несомненно мифический ход между галактиками.

«Не буду с вами спорить, полковник. Хотя я бы сказал, вполне вероятно, что все это чушь несусветная, но что тем не менее объект нашего списка существует».

«Странную он тогда выбрал компанию, этот наш объект».

«И опять мне бы не хотелось спорить на эту тему. Давайте остановимся на том несомненном факте, что вы — полковник, а я — почетный майор или что-то в этом роде, а приказы не обсуждаются».

«Насколько усердно выполняются приказы, зависит от того, в какой степени выполняющий верит в их осуществимость».

«В этом я целиком и полностью согласен с вами. Только к чему вы это?»

«Это что-то вроде теста, майор».

«Проверяете, насколько я предан делу? Готов ли пожертвовать жизнью ради того, чтобы заполучить… вышеупомянутый объект?»

«Что-то в этом роде».

«Подозреваю, что мы оба с вами скептики, полковник. И полагаю, что я — больший, чем вы. А еще мы оба верим в свой долг. Вы, видимо, больше, чем я. Вы довольны?»

«Удовлетворена».

«И я тоже».

«Сегодня утром я получила сообщение из окулы».

«Неужели?»

И что, ты все это время собиралась сказать мне об этом, подумал Фассин, или прояви я сейчас чуть больше скептицизма относительно нашей миссии, то так бы и остался в неведении? Или же твой «тест» означал, что я не узнаю всего?

«Да. Наше задание остается прежним. Во время атаки на луну Третья Ярость имели место и другие нападения на систему в целом. Впоследствии атаки стали не столь интенсивны. Система спутников связи вокруг Наскерона в срочном порядке ремонтируется. Тем временем над планетой размещается флот Навархии — они займут место спутников, обеспечат безопасность и основную силовую поддержку для меня и вас, а по окончании нашей миссии или в случае опасности заберут нас».

Фассин задумался на несколько мгновений.

«А есть ли известия из моего клана, клана Бантрабал?»

«Ничего. Подтверждается, что все находившиеся на Третьей Ярости погибли. Мне очень жаль, но и старший техник Хервил Апсил считается мертвым. Челнок не обнаружен, никаких сигналов с него не поступало. Окула просила меня передать вам соболезнования в связи с гибелью всех этих наблюдателей и обслуживающего персонала, и я, конечно же, к их соболезнованиям присоединяю свои».

«Спасибо».

Полковник, видимо, сделала что-то похожее на поклон с откатом, а может, все дело было в том, что мостки раскачивались, принимая на себя удары газовых потоков.

Среди детей-рабов потерь больше не было. Похоже, ремонтные работы продвигались. Даже там, где еще не начинали ремонта, поврежденные лопасти стали вибрировать меньше, что облегчало дальнейшую работу.

«Сколько кораблей послали к Наскерону для этого?»

Когда малого корабля и двух крохотных спутников было бы достаточно.

«Об этом не говорилось».

Фассин ничего не сказал.

Безграничная вера в Правду имела и потенциально неприятные последствия. Одно состояло в том, что в случае прекращения имитации вместе с ней полностью прекратят существование и все обитавшие в ней индивиды. Если симуляцию отключат, то все находящиеся в цифровом субстрате умрут. Не будет никакого повышения, никакого освобождения, никакого возвращения в больший и лучший внешний мир — не исключено, что наступит массовая и полная аннигиляция.

Кроме того, в кажущемся реальным мире некоторые полагали, что Правда подразумевает одобрение собственной аннигиляции, что она молчаливо одобряет убийство и геноцид. Из чего вытекало, что если один из способов увеличения числа истинно верующих состоит в проповедовании, убеждении и обращении, то другой — в уменьшении числа тех, кто упорно отказывался признать Правду, и при необходимости это уменьшение может происходить путем убийства. Из этого вытекало, что момент истины, откровение и избавление для всех может наступить не тогда, когда скептик станет верующим, а вместе с последним вздохом последнего неисправимого язычника.

«Штормолом» погрузился в огромную серую стену более густой тучи и скрылся из виду. На стапелях и