пока они отчаливали от облачника и направлялись к тайному устью хода, а двери пассажирского отсека были, как и прежде, задраены, но бешеного вращения не ощущалось. Фассин позволил Кверсеру-и-Джанату дистанционно отключить системы газолета. На этот раз он не стал частично смывать противоударный гель или очищать забрало, а предпочел обычный транс. Это было нетрудно и напоминало погружение в медленное время. И это означало, что он не будет видеть и слышать Айсула, который жаловался: мол, какой позор — терять сознание только из-за космического путешествия.
Они направлялись в место под названием Мавируэло, о котором Фассин тоже никогда прежде не слышал. Именно туда, по словам Хострума, двинулся Лейсикроф. Облачник не знал, что это такое — система, планета или другой облачник. Кверсер-и-Джанат, услышав это имя, на некоторое время смолкли, и Фассин почувствовал, что они сверяются с примитивным галактическим атласом корабля. Потом они заявили, что знают это место. Планета в системе Ашум. (Фассину или по меньшей мере памяти газолета такое место было знакомо. Оно даже было соединено с остальным миром ходом, подконтрольным Меркатории, хотя Фассин подозревал, что та им не пользуется.) Ожидаемое время перелета составляло в сумме «несколько дней».
Погружаясь в бессознательное состояние, Фассин думал о том, как прекрасен был облачник. Это огромное существо напоминало миллион широчайших, длиннейших, прозрачных лент света, шепот вещества и гравитации на грани существования; оно превышало по массе несколько солнечных систем, плыло по течению, но имело цель — древнее решение наделило его волей двигаться курсом, проложенным на миллионы лет; оно перемещалось, плыло в результате сокращений холодной плазмы, под воздействием почти нулевых магнитных полей, благодаря еле заметному всасыванию и выбросу межзвездного вещества. Холодное, мертвое на взгляд, это существо жило и мыслило. И было прекрасным — если правильно его видеть. Когда его омывали волны нужной длины, в нем было бесконечное, совершенное величие…
Салуус стоял на балконе из льда и металла, глядя на открывающийся вид. Дыхание клубилось перед ним морозными парами.
Это убежище Шерифства было вмонтировано в замерзший водопад и частично высечено в нем. Водопад назывался Хойсеннир — ледяной утес высотой четыреста метров и шириной около километра; в этом месте река Доарои начинала свое долгое падение с высокого полуарктического плато, устремляясь к тундре и долинам за ней. Низкое зимнее солнце великолепно освещало сепектеанские облака, подернутые инеем пурпурно-красного заката, — при температуре, даже отдаленно не предполагавшей таяния льда.
Ось Сепекте смещалась медленно и очень незначительно. Арктический и антарктический пояса, где чередовались два времени года — летом солнце никогда не заходило, а зимой никогда не всходило, — имели в диаметре менее тысячи километров. На Сепекте, официально причисленной к теплым планетам (по человеческим меркам), зимы были долгие, но не такие суровые, как на Земле, и свирепствовали на менее обширной территории. Но водопад Хойсеннир был далеко на севере и высоко в горах арктического щита, а потому Доарои иногда не вскрывалась несколько лет подряд.
Это место называлось убежищем, потому что владело им Шерифство, но для Салууса это был обычный отель и конференц-центр. Зрелище тем не менее открывалось впечатляющее, особенно при свете дня, когда все можно было хорошо разглядеть. Салуус готов был согласиться с тем, что в пейзаже была своя суровая привлекательность.
Салуусу здесь не нравилось. Его не прельщали места, выбраться откуда было нелегко — предпочтительно, если дела обернутся совсем уж плохо, на своих двоих. Чтобы выбраться отсюда, требовалось воспользоваться воздухолетом или лифтом внутри замерзшего водопада: вы оказывались либо наверху, на льду затвердевшей реки, либо внизу, на вакурельсовой станции, у подножия утеса, нависавшего над замерзшим озером. Когда Салуус узнал, где состоится конференция насчет отправки посольства к насельникам (известили его по соображениям безопасности чуть ли не накануне), он велел уложить в свой багаж ветрошют, чтобы в случае чего у него был запасной вариант отхода.
Он знал, что почти наверняка никаких чрезвычайных обстоятельств не возникнет (а если и возникнут, то настолько масштабные или скоротечные, что спастись будет невозможно), но чувствовал себя лучше, в большей безопасности, когда ветрошют лежал у балконного окна его спальни. Большинство других важных участников занимали номера в глубине водопада, подальше от всего, что может явиться извне, но Салуус вытребовал себе номер с наружным выходом — есть и роскошный вид, и возможность отступления. Он не ветрошютировал уже несколько десятков лет, но готов был скорее рискнуть своей шеей, чем трусливо прятаться во внутренних номерах и хныкать в ожидании смерти.
Иногда он спрашивал себя, почему одержим этой идеей — всегда иметь возможность отхода. Эта одержимость ведь не врожденная, не результат травматического опыта в детстве — она поселялась в его душе постепенно, в течение всей его взрослой жизни. Что-то в таком роде, полагал он. Он не тратил времени на то, чтобы задуматься над этим по-настоящему.
По мнению Салууса, имело значение только то, что убежище/отель сегодня было таким же безопасным местом, как любое другое. Атаки на систему Юлюбиса продолжались; с одной стороны, они не прерывались надолго, а с другой — никогда не достигали предела. Не раз поражались чисто военные объекты — при помощи бомб, ракет или оружия более-менее ближнего радиуса действия. Обычно ответственность возлагалась на запредельцев. Другие объекты имели культурную или духовную ценность, а то и просто крупные размеры. Эти цели поражались из глубокого космоса каменными глыбами, разогнанными до высоких, иногда субсветовых скоростей. Частота этих бомбардировок росла, тогда как интенсивность атак лучевым оружием и ракетами с беспилотных кораблей уменьшилась.
Часть стратегов считали, что эти события отражают неспособность противника предпринять крупномасштабное вторжение в назначенное время, хотя Салуусу представлялось, что их выводы слишком уж явно исходят из домыслов и общепринятых допущений.
Все это продолжалось уже довольно долго. Люди пережили разные состояния — потрясение, неверие, игнорирование, солидарность, мрачную решимость и бог знает что еще; теперь они устали от всего этого. Они хотели, чтобы это поскорее закончилось. Они страшились того, чем это может закончиться, но беспорядочные бомбардировки и вечная неопределенность наполовину сломили их.
Хуже того (хуже в некотором роде, поскольку просочились сведения о дате вторжения сторонников культа Заморыша, пока не состоявшегося): люди начинали верить, что никакого вторжения не будет. Сторонники теории заговора считали, что все это изначально было огромным военно-промышленным надувательством, параноидально-убийственной фантазией, никакой реальной угрозы на самом деле не существовало, а большинство атак осуществлялись самими силами безопасности — как эпизоды конфликта между службами или как тщательно спланированная серия цинично-самоубийственных шагов с целью повысить популярность армии, даже если при этом масса народа и потеряла бы немногие еще сохранившиеся гражданские свободы. Мол, все это на самом деле только повод, чтобы установить в системе Юлюбиса полуфашистское общество и закрепить власть в руках немногочисленной верхушки.
Даже приверженцы умеренных взглядов начинали ворчать, теряя свободы и сталкиваясь с новыми ограничениями. Они стали спрашивать: а что это за кошмарные угрозы, к отражению которых мы готовимся большую часть года? Не пора ли уже в небесах появиться туче вражеских кораблей? Люди начинали сомневаться в самой необходимости всех этих жертв и тягот, начинали спрашивать, не слишком ли много делается для отражения угрозы, пока что неявной, и не слишком ли мало для того, чтобы разобраться с чередой изматывающих, маломасштабных, но довольно-таки разрушительных атак.
Стратеги задавались также вопросом: а существуют ли вообще силы Отъединения Э-5? Ломались копья по поводу лучшей тактики: выйти ли навстречу наступающему флоту — или флотам, — в надежде заполучить хоть небольшое преимущество за счет неожиданности (и вывести боевые действия, хотя бы частично, за пределы населенных областей системы), или сидеть в обороне и ждать, накопив максимум сил там, где они затем больше всего понадобятся? Беспилотные разведчики уже были направлены в ту сторону, откуда ожидалось вторжение, но пока ни один ничего не обнаружил. Вот уж в буквальном смысле далекие планы.
На орбите вокруг Джири (газового гиганта поменьше Наскерона и сразу за ним) сооружалась громадная магнитно-рельсовая пушка, предназначенная для засорения мусором пространства перед наступающим флотом, — этакая огромная аркебуза, которая должна выстрелить целым градом наблюдательных аппаратов и тучей крохотных управляемых взрывпакетов или же просто выбросить
