И руки вверх подними.
Тот молча поднялся на ноги, выбивая зубами дробь.
— Чего трясешься, как осиновый лист?
— Б-б-боюсь… Меня щас горожанин пристрелит…
Это самое 'горожанин' он произнес с ненавистью и страхом одновременно. Занятно.
— Не пристрелит, — заверил я пленника. — Повернись в его сторону и крикни, что сдаешься. Он тебя разглядит, еще не совсем темно.
Кстати, осажденный в пакгаузе автоматчик стрелять перестал уже довольно давно — я еще половину пути до позиции нападавших не преодолел. Патроны кончились, что ли?
— Давай, не тяни резину.
Пленник медленно повернулся лицом к пакгаузу, старательно демонстрируя поднятые руки.
— Эй, горожанин! Я сдаюсь!
Молчание в ответ. Не верит своему счастью? Или ищет, в чем подвох? А фиг его знает, я бы тоже так просто не купился на внезапную капитуляцию врага. Сначала бы для верности башку ему прострелил, и только потом беседовать начал.
— Горожанин! Я серьезно сдаюсь, я один тут живой остался! — с дрожью в голосе выкрикнул пленный.
— Иди сюда, — раздалось из пакгауза. — Только медленно, и руки держи, чтоб я их видел.
Голос довольно молодой, должно быть, парень лет двадцати-двадцати пяти. И тоже едва уловимый акцент. Но это объяснимо, сто лет в изоляции не шутка, в любом случае язык изменится. Чую, еще та будет проблема с подменой многих понятий. Ничего, прорвемся.
— Иди давай, — вполголоса обратился я к пленному. — Не торопись, спокойно. Я за тобой слежу.
И нырнул в кусты, намереваясь контролировать перемещения боевика со стороны, дабы не лезть засевшему в пакгаузе пареньку в сектор огня. Уж лучше подстраховаться, чем потом синяки на ребрах залечивать.
Стометровое стрельбище преодолели за пару минут, причем я постоянно скрывался в зарослях, не сводя прицела с головы пленника. Тот понуро шагал к пакгаузу, сложив руки на затылке, и мрачно озирался по сторонам, пытаясь меня обнаружить. Дохлый номер. И не такие пробовали, и с носом оставались. Я скрытному перемещению по зарослям у егерей обучался, а они в этом деле великие мастера.
Пленник остановился, не доходя пяти шагов до мощной двери пакгауза. Из окошка высунулся автоматный ствол и молодой мужской голос велел ему встать лицом к стене и упереться руками, раздвинув ноги шире плеч. А что, толково. Мы в таком раскоряченном положении обычно захваченных 'черных археологов' обыскивали. Пленный стрелок молча выполнил команду.
Дверь пакгауза отворилась, и из нее выскочил невысокий паренек в камуфляже, в сумерках казавшемся черным. Воткнул ствол автомата в почку раскоряченного пленника, и ловко охлопал его свободной рукой, проверяя на наличие скрытого оружия. Такового не обнаружилось, кроме охотничьего ножа на поясе. Клинок отлетел в сторону, тускло блеснув в свете двух лун, и зарылся в пыль. Парень отошел на несколько шагов назад, не сводя с пленного прицела, и недоуменно спросил:
— А где остальные? Вас же пятеро было…
— Умерли, — буркнул пленник.
— Не понял, — поразился парень. — Как умерли? Кто их убил?
Пришло время раскрыть инкогнито. Вообще, по уму надо было давно себя обозначить, еще от вала крикнуть. Вот только сильно сомневаюсь, что удалось бы в этом случае до парня добраться. Хрена с два он тогда из пакгауза вылез. Так и сидел бы внутри, а я снаружи распинался, пытаясь его убедить, что не привидение. А тут он просто обалдел от неожиданного подарка небес, и осторожность потерял. Ладно, спишем это на нештатность ситуации. Хотя я точно бы не купился, скорее пристрелил потенциального пленника.
— Это я их перебил, — заявил я, выходя из кустов. — Не дергайся, ты у меня на прицеле.
Парень сначала побледнел, потом стремительно покраснел, буравя меня взглядом, но автоматом воспользоваться не попытался. А ничего так паренек, сообразительный.
— Не очкуй, сынок, я просто хочу поговорить…
Как-то само собой получилось, что пленный остался на время беседы без присмотра. И решил, что это его последний шанс на спасение, упускать который по меньшей мере глупо. Отлипнув от стены, он прыгнул к парню в камуфляже и попытался прикрыться им, захватив одной рукой шею, а другой автомат. Однако тот моментально среагировал на движение за спиной, мгновенно развернулся и встретил нападающего прикладом в лицо. Пленный успел прикрыться руками, уведя удар вскользь, но на ногах не устоял. Правда, тут же ловко подшиб паренька под колени, и тот с размаху свалился на землю, весьма чувствительно приложившись головой. 'Калаш' отлетел в сторону. Пленный, не пытаясь больше нападать, на четвереньках рванул к зарослям, через несколько метров поднявшись на ноги. Он почти успел. Вложил в рывок все оставшиеся силы и все отчаяние. Однако пистолетная пуля оказалась быстрее. Не желая упускать альтернативный источник информации, я прострелил ему правое бедро, постаравшись не задеть кость. Нога подломилась, и беглец рухнул как подкошенный, взвыв от боли. Все, теперь не уйдет. Рана не опасная, но весьма и весьма неприятная.
В этот момент прыткий паренек, очень быстро оправившись от падения, прыгнул на меня, ударив всем телом. Захватил руку с пистолетом, отпихнул куда-то вверх, и мы грузно рухнули на землю, причем он оказался сверху. Дыхание не вышибло — спасибо рюкзаку и бронику — а потому я живо отреагировал, когда он, не отпуская мою руку, немного отстранился и попытался всадить мне в глаз нож, до того мирно висевший у него на поясе. Заблокировав удар левым предплечьем, я тут же схватил его за воротник и натянул на удар забралом, на встречном движении, от души. Парень мгновенно обмяк. Чтобы окончательно его вырубить, для надежности долбанул рукояткой пистолета в висок. Этого оказалось достаточно.
Спихнув поверженного противника, я поднялся на ноги и направился к подранку, который пытался доползти до кустов, поскуливая от боли. Интересно, на что он надеялся? Что сумеет спрятаться в зарослях? Или что про него в кутерьме все забудут? Наивный. Или глупый. А может, и то и другое сразу. Беглец с ужасом уставился на меня, ловя взглядом малейшее движение, но я не стал долго испытывать его нервную систему и просто вырубил незадачливого пленника рукояткой пистолета.
* * *
Я сидел, глядя в огонь, и пытался наметить дальнейший план действий. Костер, разведенный в специально оборудованном очаге в дальнем углу пакгауза, сухо потрескивал, настраивая на минорный лад. Языки пламени плясали перед глазами, отбрасывая причудливые тени на стены и потолок, и огонь шипел, когда в него капал жир с насаженного на импровизированный вертел зайца. Рядом в подвешенном на треноге котелке закипала вода. В общем, полная идиллия — только что-то мысли тревожные роятся в голове, не давая расслабиться.
Возле меня громоздилась куча снаряжения — как моего, так и трофеев. Заперевшись изнутри в относительно безопасном строении, я позволил себе избавиться от порядком надоевших рюкзака и броника с разгрузкой, равно как и несколько дискредитировавшего себя шлема. Оставил на месте лишь набедренную кобуру с пистолетом. Наплечники с перчатками тоже снял, как и ножны с мачете, обеспечив некое подобие комфорта — и так уже несколько ночей подряд сплю в полной сбруе. По утрам шея отваливается и спина разгибается с трудом. Сегодня можно расслабиться. Тем более, автомат рядом — стоит только руку протянуть. Тут же грудой свалены пять винтовок-'мосинок' и два 'калашникова' — сегодняшние трофеи. Второй автомат я нашел рядом с телом молодого парня в камуфляже, лежавшим в проходе между двумя складами рядом с открытым автомобильчиком на мощных внедорожных колесах. Парню пуля попала прямо в лоб — он умер мгновенно, даже не успев понять, что умирает.
По окончании побоища я пару минут соображал, что же делать дальше, и в результате решил заглянуть в пакгауз, который довольно успешно оборонял давешний автоматчик. И не прогадал — в свете