Вернешься — выродишься. Мне, пьедестала гордого лишась, Тебя не выгородить — А так еще мы сохраняем шанс Прилично выглядеть. Я, грешный человек, люблю слова. В них есть цветаевщина. Они из мухи делают слона, Притом летающего. Что мир без фраз? Провал ослизлой тьмы, Тюрьма с застольями. Без них плевка не стоили бы мы, А с ними стоили бы. Итак, прощай, я повторяю по Прямому проводу. Мне даже жаль такого слова по Такому поводу. Простились двое мелочных калек, Два нищих узника. А как звучит: навек, навек, навек. Ей-богу, музыка. 2004 год
Если бы кто-то меня спросил, Как я чую присутствие высших сил — Дрожь в хребте, мурашки по шее, Слабость рук, подгибанье ног,— Я бы ответил: если страшнее, Чем можно придумать, то это Бог. Сюжетом не предусмотренный поворот, Небесный тунгусский камень в твой огород, Лед и пламень, война и смута, Тамерлан и Наполеон, Приказ немедленно прыгать без парашюта С горящего самолета — все это он. А если среди зимы запахло весной, Если есть парашют, а к нему еще запасной, В огне просматривается дорога, Во тьме прорезывается просвет,— Это почерк дьявола, а не Бога, Это дьявол под маской Бога Внушает надежду там, где надежды нет. Но если ты входишь во тьму, а она бела, Прыгнул, а у тебя отросли крыла,— То это Бог, или ангел, его посредник, С хурмой «Тамерлан» и тортом «Наполеон»: Последний шанс последнего из последних, Поскольку после последнего — сразу он. Это то, чего не учел Иуда. Это то, чему не учил Дада. Чудо вступает там, где помимо чуда Не спасет никто, ничто, никогда. А если ты в бездну шагнул и не воспарил, Вошел в огонь, и огонь тебя опалил, Ринулся в чащу, а там берлога, Шел на медведя, а их там шесть,— Это почерк дьявола, а не Бога, Это дьявол под маской Бога Отнимает надежду там, где надежда есть. 2004 год
«Хорошо тому, кто считает, что Бога нет…»
Хорошо тому, кто считает, что Бога нет. Вольтерьянец-отрок в садах Лицея, он цветет себе, так и рдея, как маков цвет, и не знает слова «теодицея». Мировая материя, общая перемать, вкруг него ликует разнообразно, и не надо ему ничего ни с чем примирять, ибо все равно и все протоплазма.
Сомневающемуся тоже лафа лафой: всю-то жизнь подбрасывает монету, лебезит, строфу погоняет антистрофой: иногда — что есть, иногда — что нету. Хорошо ему, и рецепт у него простой — понимать немногое о немногом. Мирозданье послушно ловит его настрой: час назад — без Бога, а вот и с Богом.
