пусть даже такой, как наша. Но нет, он хотел жить. Ему хотелось просуществовать на этой поганой земле хоть несколько лишних месяцев. И ради них он стерпел все - унижения, плевки соседей, всеобщее презрение. Он мечтал только о лодке. Крошечной черной джонке с косым парусом.

Седзин стоял так близко, что она ощущала его горячее дыхание.

- Я должен был кончить, как мой дед. Но я здесь, перед вами. Это противоречит здешним законам общества. Но я плевать на них хотел. Между начальником и подчиненным, тем более если он секретный агент, тоже не должно быть никаких отношений, кроме служебных. Однако нас тянет друг к другу. Меня к вам, вас - ко мне.

Чтобы унять дрожь, она старалась не смотреть на него, но нет… Это было выше ее сил. Кажется, она не слишком противилась, когда он грубо, восхитительно грубо, с почти звериной страстью сорвал с ее плеч блузку так, что оторванные пуговицы застучали по полу. Ее больше не было. Все ее существо растворилось в черных глубинах Космоса. Ее ки освободилось из плена телесной оболочки и устремилось куда-то в сладостный полет, чтобы уже не вернуться обратно, падать в пропасть, но никогда не достичь дна. Пальцы Седзина, казавшиеся на первый взгляд толстыми и неуклюжими, трогали самые потаенные струны, заставляя ее тело петь, и она чуть не закричала, но он вовремя прикрыл ей рот ладонью, хотя нужды в этом не было: стены кабинета не пропускали звуков. После того, как напряжение достигло предела и чернота наконец взорвалась в ней, будто вспышка сверхновой, женщина еще несколько минут пребывала без движений, не замечая, что полулежит на письменном столе, но ясно ощущая, как капли пота ползут со лба вниз и струйкой стекают в ложбинку между ключиц.

Седзин-сан, спокойный и выглядевший как на официальном приеме в посольстве, дождался, пока она придет в себя, и разложил на столе фотографии.

- Твой объект.

Она едва нашла в себе силы взглянуть.

- Этот человек - сотрудник тайной полиции. Похоже, он работает также на русскую разведку. Ты должна стать его тенью. Меня интересует все. Любые контакты. Каждый шаг. Что ест. Что пьет. В какой позе предпочитает трахаться. Ясно?

Ханум дерзко посмотрела на начальника.

- Что касается последнего, то я постараюсь выяснить это в первую очередь.

Седзин восхищенно покрутил головой и произнес: -… Шалава.

Но за Ханум уже закрылась дверь.

Седзин еще пару минут сидел за столом, задумчиво перебирая изображения Стива Айлина в разных ракурсах. Айлин садится в авто. Айлин в ресторане. Айлин на конспиративной встрече с агентом. На скамейке в сквере.

А в этот самый момент другой человек в противоположной части Шанхая занимался тем же самым: рассматривал фото Айлина, откладывая в ящички великолепно тренированной памяти каждую черточку его лица, каждый характерный жест, поворот головы, разрез глаз. Фотографии были сделаны паршивой техникой довоенного Китая, но человеку этого было вполне достаточно.

Человек открыл небольшую потертую сумочку, каких тысячи, и начал укладывать все необходимое. Черная бесформенная одежда с маской-капюшоном, скрывающей лицо. Моток тонкой прочной веревки. Кинжал-сай с лезвием на пружине. Пара гранаток с цветным слезоточивым газом. Все это могло понадобиться, хотя скорее всего большая часть арсенала так и останется невостребованной. Но любая, даже самая продуманная и тщательно спланированная операция таит в себе массу неожиданностей. Как опытный зодчий, он обязан был предусмотреть все, чтобы его детище осталось в веках. Глядя в окно на надвигающуюся ночь, человек вышел из комнаты и запер дверь. Дверь не скрипнула. Не пропела ни одна половица под ногой. Человек ступал легко и бесшумно, будто и не шел вовсе, а летел по воздуху, не прилагая для этого ни малейшего усилия.

У Наденьки был выходной. Она получала его, когда хотела, благодаря добрейшему господину Авдонину, который очень ценил Наденьку, справедливо считая ее источником дополнительной прибыли для своего ресторана. Он знал, что многие завсегдатаи его заведения приходят не столько ради превосходной кухни, что проблемой в городе никогда не было, но ради обстановки, в которой они хоть на краткий миг могли почувствовать себя на далекой недосягаемой родине. Наденька с ее русскими романсами будила в них грезы, воспоминания и надежды, которым не суждено сбыться, - надежды на возвращение.

Наденьке стоило чуточку поиграть в недомогание, и господин Авдонин сам подошел в перерыве к ее гримерной.

- Завтра отдыхай, - распорядился он. - На тебе лица нет. А ты мне нужна, как говорится, в соку, с голосом и всем остальным.

Наденька в ответ сладко потянулась.

- Ладно, пойду отсыпаться.

Господин Авдонин при слове «отсыпаться» недоверчиво хмыкнул.

Сейчас она лежала в объятиях Стива, положив голову с распущенными белокурыми волосами ему на грудь, и мурлыкала от удовольствия.

- Послушай, - в который раз начал Стив, - объясни, зачем тебе этот ресторан. Квартира у тебя есть, не шикарная, конечно, но все-таки. В деньгах мы не нуждаемся, я хорошо зарабатываю в фирме. Хочешь - переберемся на виллу за городом, два дня назад тебе там понравилось. Что тебя держит? Господин Авдонин найдет себе новую певицу.

Наденька мягко прикрыла ладошкой его рот. - Илья Михайлович? Да нет, я не из-за него. Мне там нравится, понимаешь? Там я вижу русские лица, слышу, как говорят по-русски. А на вилле я заскучаю от безделья. И не спорь больше. Тебе нравится мой новый пеньюар? Скажи, прелесть?

Она легко вскочила, накинула на себя розовую прозрачную материю и закружилась перед ним, потом встала на колени на манер наложницы и сложила ладони передо лбом. Весь облик ее выражал смирение, но, заглянув ей в глаза, Стив увидел там чертенят, которые так и прыгали от скрытого веселья.

- Нравится?

- Нет.

- Врешь, врешь! Ты просто злишься потому, что это мне подарил Илья Михайлович.

Наденька села на диван рядом с обнаженным любовником и вздохнула:

- Стив, миленький, не ревнуй меня, а? Если сказать честно, то, конечно, надоело. И ресторан, и рожи пьяные. Но куда же я денусь? Без роду, без племени. Мы чужие здесь. Когда мы бежали из России, то ни о чем не думали, хотелось только убраться оттуда поскорее. А теперь… Хорошо, что ты у меня есть. Увижу тебя, обниму, и жить вроде легче. Опереться есть на кого. Ты не ревнуй меня, ладно?

Наденька порывисто обвила его шею руками. - Не ревнуй. Лучше поцелуй меня. Вот так, крепко- крепко.