телохранители применять огнестрельное оружие, пусть и законнейшее, для защиты вашей личности при злодейском покушении. Зато могут палить в лоб любому, кто покусится на ваше имущество. А поскольку часики у вас на руке постоянно, то на основании сего договора они и будут палить хоть с обеих рук – они ч а с и к и защищают, на дозволенном основании… Улавливаете полезный нюанс?

– Улавливаю, – покрутил головой Петр и лихо подмахнул договор о вооруженной охране принадлежащих П. И. Савельеву золотых часов марки «Ролекс», стоимостью пятнадцать тысяч… ма-ама родная!

Нет, все правильно, пятнадцать тысяч долларов США. Ну, Пашка! Петр сразу почувствовал себя скованно, лишний раз боялся сделать резкое движение – а он-то небрежно бросал эти ходунцы на столик, в «Кедровом бору» даже задел ими чувствительно о притолоку.

Прикинув на глаз толщину оставшейся бумажной груды, он в душе возрадовался. Зря, как тут же выяснилось. Появилась эффектная дама, главный бухгалтер, принесла новую гору бумаг – уже чисто финансовая документация. В отличие от бумаг Фомича, эти приходилось подмахивать как минимум в двух- трех местах каждую. В глазах уже рябило – платежные поручения, подтверждения, авизо, ведомости, договоры с «Шантарским кредитом», еще какими-то банками – иные названия знакомы из газет, иные видел впервые, – в основном столичными, но попадались и иностранные…

Украдкой он бросал на бухгалтершу заинтересованные взгляды. Было на что засмотреться. Красивая молодая женщина лет тридцати, невыразимо продуманная во всем – строгой одежде, прическе, драгоценностях. Этакая Снежная Королева – море красоты и бездна холодной деловой чопорности. Невозможно было представить, что ближе к ночи она все это снимает, распускает по плечам эти великолепные волосы, ложится в постель с самым обыкновенным существом мужского пола и позволяет…

Рука трудилась, а мозги оставались свободными, и он не без интереса стал гадать – как у Пашки с этой? Никак не мог беспутный братец пропустить такую. Касаемо главной бухгалтерши Пашка говорил лишь, что кадр это особо ценный и обращаться следует исключительно на уровне «имя-отчество», боже упаси вульгарно назвать по имени. Интересно, о чем это говорит? Говоря проще, спит с ней Пашка или нет? Вообще-то не Жанна, не Анжела и не Марианна – всего-то навсего Ирина Сергеевна. Что ни о чем еще не говорит…

Перехватив его неосторожный взгляд, Снежная Королева не повела и бровью. Соболиной. Продолжала подкладывать ему бумаги, всякий раз мелодичным голосом сообщая:

– Здесь, пожалуйста. Здесь, прошу вас.

Когда со всем принесенным ею было покончено, Ирина свет Сергеевна снизошла до улыбки, на миг сделавшей ее живой:

– Благодарю вас, Павел Иванович, – и вышла, унося свою цифирь.

Петр так и смотрел ей вслед. Спохватившись, откашлялся:

– М-да…

– Очень тонко подмечено, – сладеньким голосом встрял Косарев. – Именно – м-да…

– Скажите, Николай Фомич, а у… у меня с ней ничего такого…

– Да что вы, Павел Иванович! – казалось, даже испугался слегка лысый прохвост. – Неприступная женщина, блюдет супружескую верность с упорством каменной статуи… Вы в первое время делали подходцы, если не помните, но потом даже вам стало ясно, что номер, простите, дохлый и надлежит пользоваться лишь ее деловыми качествами. Кои опять-таки на высочайшем уровне…

Он улыбнулся так льстиво, с таким проворством поднес сунувшему в рот сигарету Петру щелкнувшую зажигалку, что тому стало неловко:

– Николай Фомич, я ведь, собственно, не он, а я…

– Сходство, простите, поразительное, – пожал плечами Николай Фомич. – Так что я уж не буду привыкать к некоей выходящей из рамок фамильярности, чтобы потом не было сложностей… Нет, но сходство, конечно… Я вам еще нужен?

– Нет пока. Можете идти.

Раскланявшись, Фомич вывалился из кабинета. Петр задумчиво пускал дым. В душе сидела небольшая, поганенькая заноза – из-за вчерашних открытий, сделанных в сейфе. Многое можно понять, оправдать и простить, но это – пардон, за гранью. Надюшка – почти ребенок. Стоп, стоп. Не будем забывать об акселерации, пресса преподносит массу примеров… вполне может оказаться, что у этого дитяти уже перебывало полдюжины любовничков из ее же элитной школы. Или такими умозаключениями ты просто пытаешься перед самим собой выгородить Пашку? С-ситуация… Нервничает девка, сама не своя. И как прикажете поступить при такой вот коллизии? Отдать ей снимки? А Пашка?

Потолковать, как мужик с мужиком, объяснить все? Что, собственно, объяснить? Что так нормальные, настоящие мужики не поступают? Что это не есть высокоморально? А по какому праву? Дело деликатнейшее… И Марианна на половине снимков, мать ее, куклу-соучастницу… Есть ли у него право в это лезть? Но девчонка-то сама не своя, напилась, дуреха… Любе было бы столько же…

Он сидел, погрузившись в тягостные раздумья, и не мог прийти ни к чему определенному. И потому даже обрадовался, когда на селекторе запульсировала зеленая лампочка.

– Да?

– Павел Иванович, только что звонили с телевидения, – доложила Жанна. – Говорят, была договоренность… Им выезжать?

«Ах да, – спохватился Петр. – Конечно же, телевидение. Передача, в очередной раз повествующая городу и миру, насколько честен негоциант Савельев и как он оборотисто привлекает в область немеренную импортную денежку».

– Конечно, – сказал он, – пусть выезжают, я буду ждать.

Нажал клавишу. Достал из стола две коробочки с Пашкиными орденами, поставил перед собой, стал не торопясь надевать. Все-таки чужие, а таскать чужие ордена – не в традициях русского офицерства. Свои, к сожалению, пришлось отдать Пашке на временное хранение вместе со всеми документами, формой, чемоданом. Если подумать, сейчас при нем не было ни единой мелочи, способной засвидетельствовать, что он – Петр, а не Павел. Разве что физиономия – но и она, собственно говоря, принадлежала в данный момент