Между тем в одном из выловленных ящиков оказался дорожный самовар со всеми принадлежностями для чая. Ямщик вскипятил воду, и прозябшие путники уселись вокруг костра подкрепить свои силы тем, что нашлось под руками. Нашлось, конечно, немного, потому что большая часть поклажи утонула в воде, но в теперешнем своем положении бедные путники и этому были рады.

— Что же теперь мы будем делать, господа? — спросил Лопатин, первый нарушая тягостное молчание.

Жак молчал. Жюльен подумал немного и ответил:

— Я скажу вам, как давеча, в Якутске: на ваше усмотрение. Мы вполне полагаемся на вас.

— По-моему, нужно сделать вот что: отправить якута и ямщика с нашими подорожными на следующую станцию, сообщить о катастрофе и потребовать, чтобы нам сюда прислали лошадей. Если лошадей не окажется, что очень возможно ввиду того, что станции здесь глухие, то наш якут может нанять в каком-нибудь поселке две-три упряжки оленей или собак с нартами и явиться с ними к нам сюда. Мы его здесь как-нибудь дождемся, авось не замерзнем до его возвращения. В окрестностях лесов много, топоры у нас есть, поэтому о топливе для костра беспокоиться нечего. Кое-что из провизии нам удалось спасти, на некоторое время хватит… Ну, а уж насчет саней нечего и говорить: они, конечно, погибли и останутся на дне полыньи. Во всяком случае роптать на судьбу мы не имеем права: все могло кончиться во сто раз хуже.

— А шкатулка с бумагами и деньгами? — вспомнил Жюльен. — Цела ли она-то, по крайней мере?

— Цела, — отвечал Лопатин, — вот она: ямщик ее вытащил.

— Федор Иванович, как же ваши-то вещи? — спросил Жак. — Ведь ваши сани погибли со всем, что в них было?

— Да.

— Для вас это, конечно, большой убыток.

— Большой. Почти все, что я имел…

— Послушайте, — вмешался Жюльен, — ведь это случилось из-за нас. Позвольте нам вознаградить вас…

— Оставьте, пожалуйста… Какое там из-за вас! Со мной, как и с вами, случилось несчастье, мы все одинаково пострадали.

— Но ведь у вас ничего теперь не осталось. Вам теперь отпала надобность ехать туда, куда вы хотели: у вас нет товаров для обмена.

— Не бойтесь, я не совсем еще нищий. А до Колымска я могу доехать с вами; ведь вы меня, конечно, довезете?

— О, с удовольствием…

— Ну вот и отлично. А там я, может быть, с вами и дальше поеду… в Бразилию вас провожу…

— Вы? Нас? В Бразилию?

— Да. Что же тут удивительного? На то я русский купец. Взбредет на ум — уеду ни с того ни с сего хоть на край света.

— Нам это будет очень приятно. Но только вы все шутите. Зачем вам в Бразилию?

— Да ни зачем, так. Путешествовать.

— Какой же вы купец после этого?

— Право же, купец, уверяю вас, только русский…

— Значит — решено? Вы едете с нами?

— Почти решено, если вдруг не передумаю.

Десять дней прошло со времени катастрофы. Наши путешественники жили все это время среди снеговой пустыни, питаясь остатками спасенной провизии, согреваясь дровами, за которыми сами ходили в соседний лес, и укрываясь от непогоды в углублении, вроде пещеры, устроенном самой природой в крутом обрывистом берегу реки, неподалеку от того места, где произошло крушение.

Проводник все не возвращался, точно в воду канул. Друзья начинали уже не на шутку беспокоиться. Что с ним? Неужели случилось несчастье или что-нибудь серьезное его задержало? А вдруг — страшно подумать — он изменил, оказался предателем?

Жюльен и Жак склонны были поверить в последнее, но Лопатин предполагал скорее первое. У французов не было никаких данных для подтверждения своих опасений, тогда как у Лопатина, напротив, имелись очень веские доводы в пользу первого предположения.

Действительно, в ту ночь, когда ямщик и якут отправились за лошадьми в ближайший поселок, погода вдруг резко переменилась. В несколько минут все небо почернело от туч, и на землю обрушился снежный ураган.

В течение следующих полусуток свирепствовала страшнейшая метель. Все это время по снежной равнине носились вихревые потоки снега и совершенно занесли природный ледяной дом наших друзей. Ветер уныло завывал, нагоняя на них вместе с холодом невыносимую душевную тоску.

Когда метель улеглась, друзья с трудом проложили себе выход из пещеры среди нанесенных сугробов и поспешили возобновить на всякий случай запас дров для костра, который они постоянно поддерживали в своем жилище.

Тянулись томительные, нескончаемые дни и ночи, в течение которых путешественники наши находились в постоянном напряжении от ожидания, скоро ли кончится их бедственное житье среди снега и льда в обледенелой береговой впадине замерзшей реки.

К счастью, у них все-таки оказалось достаточно съестных припасов и, сверх того, эти припасы были довольно разнообразны. Так, у них был чай, сахар, белый хлеб — правда, мерзлый, разные консервы, водка, ром, коньяк и даже несколько свечей, которые пришлись весьма кстати в продолжительные зимние ночи.

При бережном расходовании этих запасов можно было втроем просуществовать безбедно в течение довольно значительного периода времени.

Лопатин вполне терпеливо переносил это вынужденное сидение в ледяной пустыне, но для французов оно было невыносимо, и они просто не знали, куда деваться от скуки.

— Но ведь это просто невозможно! — восклицал то и дело Жюльен. — Этак с ума можно сойти!..

— Потерпите, потерпите, — уговаривал его хладнокровный Лопатин. — Все устроится.

Жак ничего не говорил; он только сопел, вздыхал и угрюмо посматривал на друга, завезшего его в такую снежную даль.

От нечего делать путешественники занялись вылавливанием из полыньи кое-каких вещей; впрочем, занятие это не увенчалось большим успехом: удалось добыть лишь небольшой чемодан с платьем.

Лопатин взялся высушить платье, и тут французам представился случай подивиться способу, которым это было совершено.

Он не развесил мокрые вещи перед огнем, а, напротив, удалил их подальше от костра, вырыл яму в снегу, положил туда вещи и засыпал снегом.

— Что вы делаете? — воскликнул Жюльен.

— А вот увидите, — спокойно отвечал торговец. — В снегу вымерзнет вся влага из платья; если бы я развесил мокрые вещи перед костром, то они не просохли бы целую неделю; несколько дней с них капала бы вода. Теперь же я вам ручаюсь, что через несколько часов все будет совершенно сухо.