Антони стал искать работу где-нибудь подальше, где его никто не знал. Неделю он прожил в доме у своих дальних родственников, тоже рабочих, которые выделили ему угол в общей комнате. Родственники порадовались его близким отношениям с дочкой директора фабрики и вызвались помочь им в поисках работы и жилья, это не составит большого труда, ведь Антони — умный молодой человек и многое умеет, говорили они. Однако Антони решил, что отыщет работу сам и постарается обеспечить Долорс более или менее сносные условия жизни. Он устроился на стройку. Ему разрешили жить там же, в сыром и холодном бараке, и он согласился на первое время, потому что ходить каждый день туда и обратно было невозможно. Он посмотрел на Долорс и сказал: повременим пока со свадьбой, моя красавица, мы ведь все равно обязательно поженимся.

Надо прибавить по одной боковой петле в трех рядах до самой проймы. Иначе говоря, три раза по одной петле справа и по одной слева. Достаточно будет? Пожалуй, хотя наверняка это станет ясно, только когда свяжешь все три ряда.

В доме Долорс воцарилось молчание. Молчал отец, молчала Мирейя, и вторая служанка тоже молчала. Стена молчания окружала ее и на улице. И в магазинах. В одночасье с ней перестали разговаривать, лишь перешептывались вслед. Эдуард, казалось, исчез, воскресные визиты к владельцу фабрики прекратились, отец разругался с ним и боялся, что лишится своего места, раз отношения между Эдуардом и Долорс (те самые, якобы несуществовавшие) прервались и выяснилось, что директорская дочь вовсе не так чиста и безупречна, как следовало ожидать от девушки ее круга.

Скалы на пляже превратились в романтическое убежище для влюбленной пары, правда, перерывы между свиданиями становились все продолжительнее, поскольку Антони мог вырываться со стройки не чаще раза в месяц — дорога туда и обратно занимала чуть ли не весь день, а выходной был всего один, — и на том спасибо.

Это был мучительный период, когда она жила словно в пустыне. С одной стороны, она тосковала по любимому, с другой — испытывала угрызения совести, потому что понимала, что из-за ее запретной страсти на отца уже свалилась куча неприятностей и неизвестно, сколько свалится еще. Минуло три тяжелых месяца, разбавленных всего тремя встречами с Антони, когда она могла целовать и ласкать его, когда их руки сплетались в объятии там, среди скал, пока Мирейя оберегала их уединение. С каждым разом Долорс чувствовала, что все больше нуждается в этом человеке, как нуждаются в воздухе, чтобы дышать.

— Убирай вязанье, мама, Сандра вот-вот придет.

Леонор выглядела гораздо спокойней, по крайней мере, ее озабоченность уже не так бросалась в глаза. Наверное, примирилась с положением, раз уж не нашла другого выхода. На прошлой неделе она объявила Жофре о своем повышении, а сегодня собирала чемодан, чтобы завтра лететь в Германию вместе со своим шустрым директором. Ты? Тебя назначили начальником административного отдела? Муж искренне удивился. Леонор даже немного обиделась, да, что же тут такого, а присутствовавший при разговоре Марти ее поддержал: конечно, мама, я уверен, ты все делаешь, как надо, наконец хоть кто-то оценил тебя по заслугам. Жофре, Долорс и сама Леонор поразились его словам. Леонор улыбнулась сыну улыбкой благодарности: должно быть, впервые в жизни кто-то поверил в нее, Долорс даже подумала, что, наверное, всегда слишком сурово обращалась с дочерью, не давала ей быть самой собой, и девочка росла с комплексом неполноценности, тем более что и отец — директор фабрики, и мать, изучавшая философию на заочном отделении университета, опекали дочь сверх всякой меры. Первый раз в жизни Долорс сказала себе: видимо, ты была не очень хорошей матерью, точнее, ты слишком много внимания уделяла Терезе и слишком мало — Леонор, ведь Тереза всегда выделялась на общем фоне, а Леонор, напротив, росла нормальным ребенком, как все, и не доставляла проблем. Эти мысли донимали старуху несколько дней кряду.

Перспектива стать матерью изменила все.

Когда Долорс поняла, что на самом деле происходит, что выхода нет и ничего исправить нельзя, сердце ей сжала безмерная тоска. Она представила, что живет в этом ужасном, губительном для здоровья бараке, куда приведет ее Антони: он, она и бедное создание, ее ребенок, рожденный и растущий в этих условиях, не сулящих ничего, кроме постоянных болезней. И сейчас, и тогда Долорс отдавала себе отчет, какую глупость совершает, но в те времена никаких средств контрацепции не существовало, не то что потом, когда Леонор начала встречаться с Жофре, — она принимала противозачаточные пилюли, ах, если бы они в свое время имели такие таблетки.

Все тогда произошло быстро, очень быстро: за два дня до свидания с Антони, когда она уже решилась сказать, что будет жить с ним в бараке, к ней заявился Эдуард с кольцом. Они не виделись все эти три месяца, прошедшие под знаком молчания — сначала напряженного, а потом успокоительного, словно все вернулось на свои места, будто ничего и не произошло, будто некто, имеющий право определять будущее, подошел к провалу, образовавшемуся в жизни тех, кто оказался втянут в эту историю, раздал им лопаты и воскликнул: ну-ка, давайте засыплем землей эту яму, глядишь, вскоре никто ничего и не заметит. Очевидно, что этот некто, устроивший похороны прошлого, понятия не имел, что там, под землей, тянутся длинные ходы, в существовании которых Долорс нисколько не раскаивалась и просто тайком продолжала делать то, что делала. И когда яму засыпали, когда ее стало не видно, появился Эдуард, намереваясь посадить там цветы, которые окончательно скрыли бы все следы.

Сеньорета Долорс, вас хочет видеть сеньорет Эдуард, объявила Мирейя, и взгляд ее говорил куда больше слов, которых она, простая служанка, не могла произнести, например, что этот молодой человек ей, Долорс, совершенно не пара. Дверной звонок прозвенел неожиданно — уже долгое время он молчал — и разрушил окутавшую дом мрачную паутину безмолвия. Давным-давно никто не приходил, чтобы переброситься хоть парой слов, никто не решался, не хотел быть первым, а если у кого возникала срочная надобность, то он поджидал на улице одну из служанок сеньора директора и передавал свое послание через нее. И вот Эдуард как ни в чем не бывало появился этим весенним днем у них в прихожей и попросил Мирейю сообщить о своем приходе. Мирейя провела его, очень нарядно одетого, в гостиную — вроде той, в которой сейчас сидит и целыми днями вяжет старуха, — только это была гостиная тех времен, обставленная по всем правилам, с бархатными портьерами и креслами, обитыми плюшем. Долорс спустилась туда, плохо соображая, хотя и старалась сохранить спокойствие, — ведь она не сомневалась, что молодой человек пришел, чтобы смешать ее с грязью. Благослови вас Господь, произнесла она в качестве приветствия и замерла, потому что увидела, как он взволнован. Он ничего не ответил, а Долорс продолжила: говорите, я вас слушаю. Тогда Эдуард вынул из кармана небольшой сверток и дрожащей рукой протянул ей. Долорс, не зная, что и думать, развернула его, затем открыла коробочку и обнаружила бриллиант, который ее ослепил. В этот самый момент Эдуард и сказал: выходи за меня замуж, Долорс. Пожалуйста.

Временами происходят просто невероятные вещи. Теперь уже Леонор вроде рада, что стала начальницей. Улучив момент, когда дома никого не было, она села возле матери и сказала: знаешь, коллеги по работе тоже довольны, что назначили меня. Я думала, что не гожусь для такой должности, а они принесли шампанское, чтобы отпраздновать мое назначение, потому что до меня ими руководила настоящая стерва, которая гоняла их в хвост и в гриву. Я так удивилась, мама, я совсем не ожидала, что… Леонор запнулась, не зная, как сказать об этом и стоит ли вообще говорить, но потом все-таки решилась: я и не ожидала, что меня так любят. О директорских кознях никто из них и не вспомнил.

Иногда одни вещи заслоняют от нас другие, даже очень важные, при условии, что им удается поразить наше воображение. Вот и Долорс при виде бриллианта испытала потрясение, просто утратила дар речи, в то время как Эдуард торопливо говорил: да-да, мне известно обо всем, что произошло, у тебя был роман с другим мужчиной, к тому же рабочим с фабрики. Но я люблю тебя. Он лгал, и Долорс знала это. Он не любил ее, но, видимо, существовала какая-то веская причина, по которой молодой человек хотел на ней жениться. Долорс почувствовала, что ноги ее не держат, поэтому поторопилась сесть, предложив стул и Эдуарду, и обронила, как бы между прочим: я не могу выйти за тебя замуж, потому что беременна. Мы продолжали тайком встречаться и… вот. Черт побери, он вскочил, не в силах сдержаться. Вот так, повторила девушка и протянула ему назад коробочку с кольцом. Но Эдуард жестом остановил ее и, секунду подумав, сказал: послушай, а если я скажу, что эта свадьба выгодна нам обоим, ты согласишься? Долорс заинтриговали его слова, о какой такой взаимной выгоде он говорит. Прежде чем начать рассказ, Эдуард нервно потер руки: мать хочет с твоей помощью отвлечь внимание от моих отношений с одной служанкой. Я бросил ее какое-то время назад. Я был влюблен, но обошелся с ней некрасиво. Бросил ее, потому что… В конечном итоге, потому что она забеременела. Теперь уже Долорс впору было воскликнуть: «Черт побери!»