С одним из этих старых, овеянных легендами пароходов связана история, с трудом вообразимая для ума, но подтвержденная многими людьми. История эта то ли однажды произошла возле старинного села Юксеево, то ли постоянно происходит на реке возле этого села. Я не берусь объяснить, что именно до такой степени удивило и напугало одного местного бакенщика. Я могу только пересказать эту историю и заверить читателя, что Ваня Прада психически вполне здоров и совершенно не склонен к розыгрышам или выдумкам.
Дело в том, что Ваня по кличке Прада работал бакенщиком в Юксеево. Речной флот во многих поселках на берегу имеет и свои ремонтные пункты, и уж везде старается иметь своих бакенщиков. Ремонтники и бакенщики – это вообще особенная категория речников. Живут они на берегу, никуда не плавают, а только обеспечивают возможность плавать для тех, кто «ходит» на речных судах. Ремонтники, понятное дело, ремонтируют и сами суда, и все судовое хозяйство.
А бакенщики… В свое дежурство бакенщик на лодке выходит к бакенам и зажигает в них фонари. А утром – гасит. Вот что делает бакенщик, и за эту работу он получает весьма приличную зарплату. В общем- то, работа эта даже увлекательная и во всяком случае далеко не неприятная: выходить на лодке на реку, обеспечивать речное движение и потом сидеть в темноте на берегу, слушать пыхтение и гул идущих по реке судов. Они ведь идут не без твоей помощи…
К этой идиллии надо добавить, что плыть-то надо и в непогоду, и в бурю, и даже в грозу, когда столбы молний так и рушатся с грохотом в воду, так что приятная работа оборачивается не самыми сладостными впечатлениями. Но все-таки работа бакенщика и важна, и довольно приятна, и дает средства к существованию. А Ваня Прада был хорошим речником и к тому же великолепным рыбаком. Сразу, наверное, этого не скажешь, потому что Ваня маленький, незаметный и к тому же хромает на правую ногу, – одна нога у него от рождения короче другой. И к тому же он страшно стеснительный. Познакомить Ваню с автором этих строк оказалось невероятно трудно, потому что он… стеснялся нового человека.
В эти годы мой близкий друг работал на стационаре Академии наук в селе Юксеево. Рыбачил он много и активно и, конечно же, познакомился с Ваней – человеком с доброй, наивной улыбкой, с короткой ногой и характером юродивого. Ваня сообщил Андрею Гурову массу интереснейших сведений о местах рыбной ловли, о местных браконьерах и о правилах, по которым следует поступать в сложных ситуациях жизни, – например, если два браконьера одновременно приехали в одно и то же место. Сама браконьерская обстановка – особая и очень увлекательная тема. Я, например, до сих пор не знаю, откуда местные узнавали о появлении на реке рыбнадзора. Уверен, что никто им об этом не сообщал; не было никакого браконьерского «агента 007» в составе героических рядов рыбнадзоровцев, это точно. Но вот тем не менее ситуация, которая повторялась великое множество раз: сидим мы в Юксеево, в стационаре, с Гуровым и его лаборантом Витей.
Сидим, дым коромыслом, разлив в кружки. С непривычки, после большого перерыва, вино сразу ударяет в голову. Предметы становятся красочнее и объемнее, темнота – темнее, экспедиция – экспедиционное, а Гуров – еще интереснее.
Витя сидит напротив и противным голосом возглашает что-то типа: «Ну вот, появилась психологическая зависимость… Скоро появится и физическая…» Витя абсолютно не пьет, не курит, и наше занятие ему непонятно и неприятно. С питьем водки и курением он борется, как только может.
А в это время на реке – шум, тихое урчание двигателей. Оно слышно всю ночь и создает особый колорит этого места. И вообще всей долины Енисея, всех поселков на берегу. Всю ночь по реке, и вверх и вниз, идут корабли. Всю навигацию везут грузы на Север и с Севера. Под урчание и рокот моторов засыпаешь. Их слышишь, просыпаясь среди ночи. Выходишь в туалет – и слышишь краем сонного уха привычный шум на реке.
Но это – моторы крупных, солидных судов. А тут вдруг взвыл заводимый лодочный мотор. «Это Колька…» – «Да нет, он “Вихрь” купил». – «Ну вот “Вихрь” и терзает». – «А, точно “Вихрь”!» Слышно, что лодка делает широкий круг, уходит в реку и там замолкает. Мотор выключен. Мы знаем, что делает рыбак: он забросил удочку и ждет первой поклевки… а может быть, уже дождался. Оживает второй мотор, третий… Гуров называет рыбаков, порой они с Витей спорят, кто на реке: скажем, Петька это или Вовка. Под утро, часам к 4, опять слышны моторы: теперь они тянут к деревне.
На другую ночь повторяется то же. И на третью. А на четвертую ночь лодки не выходят на реку. Вот уже 12 часов…
Час ночи… Два часа… ни одного лодочного мотора на реке. Только басовитое урчание идущего транспорта. «Рыбнадзор на реке» – единодушное мнение и Гурова, и Вити. «Где?» – «Выше по реке, разве не ясно? Он всегда проходит сверху вниз…» Часов около трех ночи на реке – шум сильного мотора. Идет катер рыбнадзора, бдительно следит, чтобы рыбаки не ловили рыбу. Рыбу надо покупать в магазине! Изобилия пока, конечно, нет, и будет только при коммунизме. Но вот минтай в томате, вот свежемороженый минтай, вот скумбрия в масле и вообще все, что только может дать своим гражданам страна рабочих и крестьян, победивших буржуазию.
Но если люди будут сами ловить рыбу и кормить ею своих детей, они будут отвлекаться от построения прекрасного коммунистического будущего, а это недопустимо. А кроме того, они не будут зависеть от тех, кто их в это будущее ведет. Они будут работать на себя, а не на возглавляемый и руководимый начальством коллектив. Произойдет рецидив психологии, и они станут похожи на единоличников, живших до счастливой эпохи минтая – свежемороженого и в томате. Да, рыбнадзор выполняет очень важную, крайне ответственную миссию!
Вдали, вниз по реке, стихает гул катера. Рыбнадзор, наверное, уже за скалой Юксеевский Бык и приближается к Предивному. Что это? Никак рев лодочного мотора? Раздался и сразу же затих, словно испугался. И снова, уже в другом месте, но зато долго и надсадно. Кто-то выходит на реку. И еще… И еще один… Снова Гуров называет имена, марки моторов, рассказывает, кто что делает. Возвращается прежняя жизнь.
Ну вот и скажите мне, бога ради, – откуда рыбаки узнавали заранее про рыбнадзор?!
Разумеется, Ваня тоже «пузом чуял» рыбнадзор. Только мы, городские, не умели нутром почувствовать, что сегодня на реку нельзя. Но как Гуров ни пытался познакомить нас с Ваней, долгое время все не получалось: при виде незнакомого Ваня тут же убегал из стационара. Хитрый Гуров «поймал» Ваню только на передачу, которую мы называли «корейский проповедник». Ловили эту передачу по ночам…
Почему-то в археологических экспедициях принято рано вставать. Это очень глупо, потому что утра в Сибири всегда сырые и холодные. Пока еще сойдет роса, пока еще прогреется воздух… Раньше 10 часов вставать нет никакого резона. А вот вечера тихие, сухие, пронизанные золотым светом солнца.
Даже если нужно проработать несколько часов в светлое время дня, по-моему, лучше это сделать, скажем, с 12 дня до 8 вечера… Или с 10 до 6 вечера… Но не с 8 до 4.
А если вообще не очень важно, когда именно идти в лес, – тем лучше! Можно долго спать утром, пропуская влажные, прохладные часы. В самое жаркое время дня делать работу по дому, а вечером идти в лес. Вечером лес пахнет так, как не пахнет ни утром, ни днем. Золото и бронза стволов сосен. Золото и бронза солнечного низкого света. Сухая, приятная трава. Жужжание здоровенных жуков. Тонкое зудение комариков. Тихий разговор людей, проверяющих ловушки или наблюдающих животных. А ночью, когда приходит темнота, – время разбирать находки. Энтомологи проверяют оборудование, смешивают химикалии, классифицируют насекомых, беседуют, пьют чай, курят, спорят. Это самое интересное время на стационаре.
А еще по ночам удается послушать религиозные передачи из Кореи. Мы их так и называем – послушать «корейского проповедника», и вот на эти-то передачи обязательно приходил Ваня Прада. Дармоеды из КГБ транжирили народные деньги, чтобы заглушить передачи. В городах их, естественно, поймать было почти невозможно из-за «глушилок». Но здесь далеко от городов и от «глушилок», и передача плохо, но слышна.
Диктор плохо знает русский, дико выговаривает согласные, словно произносит их по нескольку раз, – что-то вроде «Аннеччка-а»… Эта «Анечка» якобы пишет письма корейскому проповеднику, и он обращается к ней. «Аннеччка-а, ты спрашшиваешшь, кто этто тако-ой, тьявволь… Я ттеббе счечасс оппьяссню-ю…» Мы хохочем. Мы страшно радуемся этим передачам. Они настолько тупы, до такой степени комедийны, что просто невозможно принимать всерьез не только их, но и весь их предмет. Эти передачи – самый лучший способ сделать нас закоренелыми советскими атеистами. Мы упиваемся чушью, на выход которой в эфир
