тьму.

– Серега! Серега-второй! Ты что там, с берега свалился?!

А! Это они слышали плеск, который издал прут-щупальце, когда опять уходил в воду… Сергей затруднился ответить: не так просто проорать подплывающим друзьям в темноту, что знаете, я тут побеседовал с одной корягой, а потом она, коряга с глазами, стала хлестать воду своим то ли прутом, то ли корнем…

Но если ответа и ждали, то недолго.

– Опять! Что за напасть!

Опять что-то подцепило и держало лодку на месте. Сергей и Миша метались по скользким щучьим тушам, ползали по еле выступающим над черной водой надувным, тоже скользким бортам, гребли то в одну, то в другую сторону – авось прицепившееся «нечто» сорвется. Непростое занятие, потому что попробуй вообще хоть как-то маневрировать в переполненной щуками лодке. Сергей-второй не видел друзей из-за излома озера. Вывернись они из-за поворота, лодка сразу оказалась бы освещенной бликами костра.

Снова вопли:

– Держи!

– Не могу, тянет!

– Да сползает же, держи!

Громкий всплеск.

– Ты что, не видел, сползает?!

– Сам попробуй! Тянуло ее!

– Какое «тянуло»! Прижал бы!

– Я же сказал тебе, как дернуло ее!

Отношения выяснялись еще несколько минут, но стоило одной (Миша уверял, самой большой) щуке соскользнуть с лодки в озеро, и ничто больше не держало лодку. И как бы ни ругались друзья из-за последней щуки, утянутой за борт какой-то неведомой силой, Сергей-второй сразу понял: улов огромен. Штук двадцать рыбин – от таких, каких он поймал с берега, до полутораметровых, акулоподобных, почти с человека. Добрых два центнера рыбы. Уже один улов с лихвой окупал поездку сюда – если даже ничего не продавать, если просто вернуться с рыбой к семьям.

Смертельно уставшие Миша с Сергеем ели кашу и пили чай, заваливались спать, а Сергей-второй все никак не мог решить, что лучше – лечь спать или посидеть у костра… В конце концов, не знает он, умеет эта штука ходить по суше или не умеет!

И даже решив ложиться спать, Сергей положил под нары топор и спал урывками, как спят животные, чувствуя рядом опасность. Правильно сделал! Потому что не успел прогореть костер, как вскоре послышался странный перестук: словно бежал маленький деревянный человечек, стучал деревом по дереву. Топ-топ- топ! И через краткий промежуток: топ-топ-топ! Что бы это все значило?! Вряд ли по избушке вдоль и поперек разбегались деревянные карлики…

Стук повторялся, навязчиво-дробный, с гнилой доски, положенной перед входом, перешел на пол самой избушки. А ну-ка… Сергей чиркнул спичкой. В коротком ненадежном свете вроде мелькнуло что-то длинное, блестящее, уже виденное сегодня. Ага! Сергей зажег свечку, поставил на пол. Все верно – длинная черная лоза, мокрая от воды, протягивалась снаружи. Конец лозы постукивал по полу, продвигался то вправо, то влево: тут-тук-тук! Похоже, что лоза что-то искала. Или кого-то? Конец лозы явственно продвинулся к свечке – хотя вряд ли он видел свет; Сергею подумалось, что скорее уж он реагировал на тепло.

Ладно. Топор сам лег в руку… Бабах! Друзья подскочили на нарах, конец лозы отскочил от остальной ее части.

– Что тут случилось?!

– А вот… – глупо улыбался Сергей, показывая на отрубленный кусок лозы. Теперь этот кусок лежал совершенно неподвижно и уже ничего не напоминал – ни удилища, ни щупальца. Так, кусок тальника, и только.

– Ты это сюда притащил и теперь рубишь?!

– Оно само приползло…

Волей-неволей пришлось рассказывать все. Сюрреалистическое было, наверное, зрелище: сырая неуютная изба, около часу ночи, сохнут обувь и носки, свалено снаряжение и одежда, и среди этого безобразия смертельно уставшие мужики в тельняшках выясняют, что именно привиделось товарищу. Долгих споров и бесед не получилось: не до того, да и не нужно.

– В общем, так, – подытожил Михаил (в таких случаях он был у них за главного). Раз пришли – дела так просто не бросим, делать будем, как и решили… А осторожность удвоить. Что не спал, – обратился Миша к Сергею-второму, – молодец, зря сразу нам все не сказал. Ты уж тогда и дальше не спи, до утреннего клева.

Но только зря сидел Сергей, привалившись к избушке спиной, напрасно он стискивал ружье и топор, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Никто не показался в пределах освещенного круга… А может, дело и было как раз в том, что горел костер, своим огнем оберегал людей от вторжения чуждых сил? Во всяком случае, ничего не произошло до того, как стали перемигиваться звезды, не настала пора собираться на утренний клев.

Решили, что на этот раз у избушки останется Миша – самый положительный из друзей, а рыбаки далеко не поплывут, самое большее с километр. Два Сергея ловили часа два, до повторения вчерашнего: лодка кренится под тяжестью рыб, класть уже некуда, да и клев кончился, светает.

И тут бабахнул выстрел из карабина. Не сговариваясь, Сергеи навалились на весла, погнали лодку к Михаилу. Товарищ был цел и невредим, только озадачен чем-то, даже обескуражен. Так он и расхаживал вдоль берега с карабином, пожимая плечами и бормоча что-то сквозь зубы.

По его словам получалось так, что все правду Сергей-второй говорил: не успел он третью щуку вытащить, всплыла перед ним то ли коряга, то ли пень, уставилась на Мишу своими глазищами. Света мало, но все-таки видно, что всадил он пулю в эту штуку, а она так тихо погрузилась, будто пули из карабина вовсе и не получила… – Может, все-таки промазал?

– С пяти метров?!

В ясном свете утра многое видится не так, как в туманном свете ночи или вечера. Самые правильные решения принимаются по утрам.

– Ну, уезжаем, мужики? Жизни нам эта штука не даст…

– А что плохого она делает? Ну всплывает, ну смотрит… Жарко нам от этого? Или холодно? Никакого вреда.

– Пока вреда нет, а в любой момент может и быть… Оно зачем к нам ночью лезло?

– И в тот раз только схватило и подержало, а что, если начнет переворачивать?!

– А вот сейчас не держало…

Долго судили и рядили мужики, и порешили они обмануть «черта». На вечерний лов не ходить – возвращаться ночью не стоит, ходить только на утренний, и притом на разные озера. Так, чтобы отловиться – уже светает, а в случае чего – впереди целый день. И жить не на озере, а в деревне. «Горючки нажжем…», – стонал Сергей. Но все понимали – лучше все-таки «нажечь горючки», накрутить лишних двести километров по пересеченной местности, чем торчать ночью возле самого озера.

И что характерно: получилось!

Две недели друзья вторгались во владения коряги. Две недели вставали они в три часа, чтобы в четыре уже забросить удочки, и все таскали здоровенных щук, а к шести уже клев прекращался. Раза два что-то цепляло днище лодки, но достаточно было сказать что-то типа «мы т-тебе…» и все проблемы сразу решались. К семи друзья уже были в деревне, и оставалось только потрошить, развешивать для провяливания щук, спать да готовить еду. Достались щуки и бабе Кате, и старым знакомым, – как ни старались они как можно дольше остаться в больнице, а их, конечно же, выписали, и им опять угрожало «общее истощение».

– А сколько рыб вы привезли?

– Не считали, но больше двухсот. Я так понимаю, что мы вычерпали все три озера; самых крупных щук там если и оставили, то всего нескольких. И себе привезли, и родственников и знакомых угостили, все расходы окупили несколько раз.