— Да, господин Карзог… — Пракс замолчал, уставившись в пол печальными глазами.
— Так зачем ты пришел? — доктор сыто рыгнул.
Пракс неуверенно, бочком присел на стул рядом с Кха Гратом.
— Да я собственно… — он нервно заерзал.
— Или говори, или выметайся, у меня еще дел полно.
— Да, да, конечно…
— Да не мямли ты. Опять задница замучила?
— Вообще-то, я пришел по другому поводу… ну раз уж вы сами об этом заговорили… может, глянете, а?
— Да как будто я твою задницу никогда не выдел, — доктор вытер сальные пальцы. — И чего ты так мнешься каждый раз? Геморрой — это звучит гордо! — он рассмеялся, с удовольствием наблюдая, как Пракс наливается краской.
Кха Грат отвернулся, вытаскивая необходимые инструменты. Пракс, не глядя на него, вскочил со стула. Стыдливо оглядываясь, он стянул штаны и юркнул в операционное поле.
— Ну-с, приступим.
— Ай!
— Ой, прости, — усмехнулся доктор. — Генератор поля немного барахлит. Обезболивания не будет.
— Ой!.. У-у-у…
— Да расслабься ты. Как новенький встанешь.
— А-а-а!
— Ну, вот и все.
— Доктор… доктор, — со стоном Пракс выползал из поля, — неужели некому починить поле.
— Чинить… не чинить… Да так просто работать интереснее. Пирожок будешь?
Пракса немного подташнивало. Он помотал головой и натянул штаны.
— Так зачем ты приходил? — доктор засунул в рот сразу весь пирожок.
— Э… а… вот! Вспомнил! Вчера доставили новеньких, вы бы их глянули. Что можно сделать? А то… ни зубов, ни когтей.
— Жато экжотика.
— Что, простите?
— Экзотика, говорю, — доктор дожевал пирожок. — Смотрел я уже на них. Говно. Толку с них никакого.
— Да… но пока ничего лучше раздобыть не удалось. А вы ведь знаете, как важна необычность бойцов.
— Необычность — идиотичность. Ладно, я уже кое-что придумал. Тащите их сюда. Повеселимся.
— А как же обезболивание? Поле-то не работает, — распорядитель потер свой зад — боль еще до конца не унялась
— Тебя это волнует? Ничо с ними не сделается. Пусть привыкают. Господин Карзог не должен ждать и терпеть убытки.
— Да, да, конечно…
— А что это за уроды? Где вы откопали-то таких красавцев?
— Я не очень в курсе… в сопроводительном значатся как талрак и ронг. Кстати, вы не знаете, кто из них кто?
— Да мне это пофигу.
Пракс, задумавшись и чуть прихрамывая, направился к выходу.
— Ой, чуть не забыл, — обернулся он, — синхронизирующие нейроошейники. Не хотелось бы, чтобы они покалечили друг друга раньше времени, они, говорят, воюют…
— Ага, наверно выясняют, кто из них уродливее, — доктор засунул в рот очередной пирожок. — Жря откажыважся, хорошие пирожки!
Люм очнулся. Обычно он посыпался медленно, с наслаждением разгибая конечности и поочередно открывая глаза, прислушиваясь к окружающим звукам, чтобы, еще не видя, угадать, что происходит рядом. Люму никогда не надоедало наслаждаться этой своеобразной игрой.
Сейчас словно кто-то резко включил его. Вокруг тишина. В полумраке угадывались прутья решетки. И больше он не видел ничего. Он вообще странно видел. Наверное, все дело в темноте. Ронги не очень хорошо видят в полумраке. К тому же, у него ужасно ломило и жгло все тело, и никак не получалось сосредоточиться.
— Лучше бы меня сожрало ваше гнилое болото, чем видеть все это, — раздался чей-то голос.
Смысл этих слов плохо дошел до Люма, но вот звуки знакомого голоса заставили его затрепетать. Это был голос ронга. Правда, слова он произносил как-то необычно, но главное — рядом был ронг!
Люм попробовал развернуться в ту сторону целиком, но тело едва слушалось, да и болью словно разрывало на мелкие кусочки. Люм собрался и повернул только руку, но почему-то ничего не увидел. Это удивило и немного испугало его. Неужели он получил ранение и потерял глаза на конечностях?!
Страшась того, что сейчас может увидеть, Люм поднес руку к телу. И тут случилось необъяснимое. Рука была там, где всегда находили его глаза — посередине туловища, он чувствовал это. Но Люм смотрел на нее сверху! Рука была высохшей, покрытой глубокими трещинами-шрамами и вместо пяти имело всего три пальца.
Рука талрака!
— А-а-а-ш-ш-с-к-р-р!
Люм закричал, но вместо крика услышал лишь сухой треск, напугавший его еще больше.
— Да заткнись ты! Мне куда противнее твоего, — раздался сбоку все тот же голос.
Что-то зашуршало, и перед Люмом появился ронг.
— Мне кажется, я все же утоп в том болоте. И сейчас гнию и разлагаюсь на самом дне твоей поганой планеты.
Люм с ужасом узнал этого ронга. Вернее, узнал это тело — свое тело. Но если он стоял сейчас перед собой, то кто же теперь сам Люм?!
Теперь и Люму показалось, что и он умер. Сбылся его самый страшный кошмар — он превратился в талрака. Точно! Умер и превратился в талрака. А ведь он давно говорил, что эти высохшие твари — мертвецы. Говорил, а над ним смеялись.
— И я! Я тоже умер!
От нахлынувших чувств Люм вскочил и почти не почувствовал боли. В голове по-прежнему царила сумятица. Не получалось выделить ни одной четкой мысли, но он точно знал, что срочно должен связаться со своим командиром. Ведь это так многое меняло. Осознание этого заполнило его целиком.
Потом он призадумался: а поверят ли ему, ведь он теперь выглядит как талрак. Потом Люм вспомнил, что он заперт в клетке наедине со своим прежним телом и последнее, что он помнит — окутывающий его белый свет. Люм запутался и плюхнулся обратно.
— Мы оба живы, хотя я и предпочел бы умереть, — ронг сел рядом, сложив под себя и руки и ноги.
— Но если я жив, то кто я теперь? — собственные слова неприятно царапали Люму слух, такими скрипучими и сухими они получались.
— Ты — дурак, каким и был. Только теперь у тебя более совершенное тело — мое тело. А вот мне не повезло — на меня нацепили твою гнилую шкуру.
Люм попробовал представить себя, как кто-то сначала срезал с него плоть, а потом натянул ее на талрака. Получилось не очень. И уж совсем не получилось представить, как кто-то сумел втиснуть его в тощее тело талрака.
— Знаешь, о чем я сейчас думаю? — Рафхат ощупывал что-то пересекавшее головогрудь его нового тела.
— Как они это сделали? Или кто они? А может, как сообщить обо всем нашим? — Люм вывалил сразу все, что занимало его самого.
