– Когда мы только увиделись в Париже, я решил для себя: что бы ни случилось, я сделаю все, о чем бы ты только ни попросила! Я из Шаньдуна, а шаньдунские мужчины никогда не нарушают слова, – твердо добавил он.
Она молча смотрела на него, словно желая накрепко запечатлеть в памяти его лицо, черные волосы, невысокую фигуру. Все, что сказал Чарли, – в этом Анна была уверена – шло от самого сердца. Он ни в чем не солгал. И от этого ей хотелось плакать. Плакать от того, что годы идут мимо, что человек, который встретился ей совершенно случайно, оказался тем самым мужчиной, которого она ждала всю жизнь. Плакать от того, что жизнь сложилась нелепо и что уже ничего в той, прожитой части не поправишь. Плакать от того, что будущее ничем не примечательно. И жизнь как цветок сливы мейхуа – ей суждено расцвести, несмотря на тяготы зимы, и опасть в самом своем расцвете. Самое главное событие ее жизни происходит сейчас, здесь, в далеком от ее родины городе Иньян.
Почувствовав ее настроение, Чарли шагнул вперед. Анна подняла глаза, и их взгляды встретились. В его глазах она прочитала все, чего так желала и так опасалась. «Я хочу, чтобы ты была рядом, потому что только ты заставила меня почувствовать то, чего я прежде в жизни никогда не испытывал. Я хочу, чтобы ты была рядом, потому что ты прекрасна. Я хочу, чтобы ты была рядом, потому что я люблю тебя». Но эти слова так и не были произнесены вслух.
Они медленно шли вдоль улицы, молчали, лишь здоровались со множеством людей, у которых на шее, как и у них, красовался зеленый галстук волонтера.
– Поскорее бы домой, – вдруг вырвалось у Анны.
– Ты устала?
– Нет, просто соскучилась. По друзьям, по дому… Здесь очень хорошо и очень интересно. Я узнала столько замечательных людей. Но дома, как у нас говорят, лучше. А ты хочешь домой?
– Нет. Как-то так получается, что мой дом там, где нахожусь я. Хотя, конечно, иногда хочется побывать на Коулуне, проехаться на пароме или по эстакадной железной дороге. ЭЖД – ты ездила по ней?
– Да, кажется, да, – кивнула Анна.
– Эти поезда быстрее парома, путешествие можно назвать освежающим. В Гонконге ты не только спасаешься в таком поезде от инфернального шума, жары и надоедливой толпы, но испытываешь чувство комфорта и приятной расслабленности благодаря искусственной прохладе кондиционеров, удобным сиденьям, белоснежным стенам вагонов, широким проходам между креслами и малому числу пассажиров. Вот по таким мелочам я, пожалуй, скучаю.
Но ведь и настоящего Иньяна мы так и не увидели! Здесь есть потрясающий храм городских богов – в четырнадцатом веке император приказал возвести подобные храмы в каждом городе Поднебесной, и в Иньяне находится один из немногих сохранившихся. В храме есть Бог здоровья, Бог богатства, Кухонный бог, а также Даосский двор. Восточное здание комплекса называется Ад, в нем установлены скульптуры грешников, которые мучаются в Аду, а стены расписаны картинами Страшного суда. Я успел заглянуть в храм, воскурил благовония… А еще здесь есть потрясающий музей с очень древними экспонатами. И в разрушенном городе Ансуэй находился известный музей с удивительной коллекцией. Когда город был разрушен, сотрудники музея ценой собственной жизни спасли коллекцию. Ее временно разместили под усиленной охраной в палаточном городке. Командир палаточного городка считает, что такое хранение надежнее. Собрание императорских вееров с ручной росписью на шелке оценивается сегодня на черном рынке антикварных изделий в приличную сумму…
– Знаешь, Ли, – Анна вдруг почувствовала страшную усталость, – давай вернемся к гостинице. Что-то я чувствую себя не очень хорошо.
– Я владею некоторыми навыками народной медицины… Тем более что здесь есть филиал знаменитой на весь Китай да и Гонконг аптеки «Тунжэньтан», мы можем заглянуть туда…
– Нет, Ли, спасибо. Не обижайся. Наверное, просто надо выспаться.
Они расстались у лестницы, и, с трудом перебирая ногами, Анна добралась до своего номера. Едва переступив порог, бросилась к кровати.
– Это усталость и нервы, – сказала она себе, – надо принять душ и прийти в себя. Утром все наладится.
Звякнула sms-ка. Из Большого театра. Подтверждение, что пара танцовщиков прилетит через четыре дня. За два дня будут даны два концерта.
Следующий день был, как обычно, заполнен работой, доктор Пелетье провел общее собрание по итогам работы миссии за два месяца. Ни в школе, ни на собрании Анна не видела Чарли и недоумевала, где он может быть. Чарли появился лишь к ужину. Усталый, мрачный, он сел рядом с Анной и нехотя стал есть.
– Где ты был сегодня, Ли? Нам тебя не хватало.
Он отложил палочки и тяжело вздохнул:
– Я был в одном пострадавшем селе: повсюду руины, в полном беспорядке валяются лестничные марши и окна обвалившихся домов, не осталось ни одного относительно целого строения. Сохранились только парные надписи на воротах «Счастливая деревня». Но такой деревни уже нет. В госпитале мне показали молодого парня. Говорят, «он спас более десяти малышей», «он доброволец, ничего не хочет говорить о себе», «во время спасения детей был ранен, но родных его здесь нет, мы ухаживаем за ним». Этим героем оказался Чжан Лэй, рабочий завода по выпуску автомобильных запчастей в городе Ланчой. Через двадцать минут после землетрясения они с товарищами прибежали на развалины находившегося неподалеку городского детского сада и сразу же стали искать и вытаскивать живых малышей, разбирая завалы голыми руками, не имея ни спасательного оборудования, ни техники. Были ранены сами. Когда подоспели спасатели, они уже подняли на поверхность более двадцати детей. Обратно мы ехали на попутке – это был трактор, моим соседом оказался молодой человек Дэбяо. Он рассказал, что его жена погибла под развалинами их дома. К счастью, сын чудом уцелел. Чтобы воспитать ребенка, он решил «хорошенько жить». Так и сказал: «Стихия – неизбежность, а смерть не отменить. Уцелевшие должны жить дальше, хорошо жить, счастливо, и это, может, самое большое утешение для тех, что ушли от нас навсегда». Какими далекими показались мне супермены в исполнении гонконгских звезд! Этот день был самым тяжелым для меня. Ты извини, я пойду к себе. Анна проводила его долгим взглядом. Если бы могла, она бы стерла с его лица следы страданий и душевной боли, она бы разгладила сердитую морщинку между бровей, она бы развеселила его, чтобы он снова улыбнулся. Так, как он улыбался только ей.
Ночью она проснулась от визга сирены. Сначала ей показалось, что сирена оповещает о новом землетрясении, но увидела в маленьком оконце номера ярко-оранжевые всполохи. Анна быстро оделась и выскочила в коридор. На улице перед гостиницей толпились люди. Слышалась разноязыкая речь, восклицания, доктор Пелетье что-то кричал в трубку сотового телефона. Анна поискала глазами в толпе Чарли – его не было видно.
– Что случилось? – обратилась она к Эмми, которая стояла, глядя в сторону зарницы.
– Горит палаточный городок – это все, что я знаю, – ответила та.
– Мы можем чем-то помочь? – Анна дернула за рукав доктора Пелетье.
– Пока нет информации, прошу всех сохранять спокойствие и оставаться на местах.
Но Анна уже бежала к палаточному городку. Она не знала, что делать, но Чарли был там – она чувствовала это. Когда она приблизилась к зоне пожара, путь ей преградил военный. Палаточный городок подчинялся военному руководству, и сейчас бойцы НОАК помогали тушить его. Отойдя в сторону, Анна наблюдала за развитием страшной стихии – некоторые палатки горели над оврагом; пожарная команда не могла, по условиям местности, подъехать близко к пожару, машины и бочки воды стояли внизу, шланги с пеной протянуты вверх по срезу оврага, а сверху падали вниз головни, катились огненные шары. Густая толпа зрителей стояла на другой стороне съезда, оттуда пожар был прекрасно виден. Раздавались крики, плач детей, команды бойцов. В зареве пожара было прекрасно видно, как от горящих палаток бежали люди. В одном из них Анна узнала Чарли. Он бежал, держа в руках завернутого в одеяло ребенка, а рядом, крича и причитая, семенила его мать. Передав малыша в руки матери, которая теперь находилась в безопасности, Чарли вновь ринулся в пучину огня. Вдруг в центре пожара раздались выстрелы и яростные вопли.
– Чарли! – Анна подбежала к оцеплению, пытаясь что-то разглядеть.
В клубах дыма угадывалась ожесточенная схватка. Солдаты стреляли в воздух, и эхо от стрельбы разносилось далеко. Стихию удалось обуздать, оказалось, что дотла сгорели всего две палатки, другие
