некоторые доносы поддерживает, и получше, чем наше. И не могу их осудить – не одна гангстерская империя рухнула именно из-за доноса, одно только «дело Валачи» чего стоит! А чтоб не боялись их делать – существует огромная и могущественная программа защиты свидетелей. Если надо будет – в другой штат переселят, пластическую операцию сделают, новыми документами снабдят… В общем, не как у нас, где даже судей запугали, уже не говоря о свидетелях – газеты, чай, читаем. Так что же, доносить – это хорошо или плохо? Отвечу проще: хорошо, когда доносить нечего. А все остальное – вопрос сложный.

А вот одна из разновидностей доносов, принятая и процветающая на Западе, только приживается у нас и, думаю, расцветет пышным цветом. Это профессия «охотника» – добровольного стукача налогового ведомства. Его работа простая – вынюхай, кто не доплатил налога и донеси куда следует, его обложат таким штрафом, что мало не покажется, а часть тебе, «охотнику», за праведные труды. Как ни удивительно, относятся к ним в США более терпимо, чем я ожидал. Раз за разом слышал нечто вроде «и правильно доносят на этих негодяев, недоплачивающих школам графства, где учится и мой ребенок». Правда, сдается мне, что вся эта сознательность улетучивается, как дым, когда такой «охотник» доносит лично на подобного поборника социальной справедливости (а найти человека, совершенно не увиливающего от налогов, в США лишь ненамного легче, чем у нас, – там это нечто вроде национального спорта). Так что скоро мы узнаем о доносах еще много нового и интересного. Ждите – недолго осталось.

Первый в мире таможенник был, безусловно, гуманным человеком. Вместо того чтоб разграбить проходящий караван, он отобрал у него только часть товаров и разрешил двигаться дальше. Насмешки соседних бандитов над потерявшим кураж коллегой длились недолго – услышав о таком чудаке, караваны, как нанятые, пошли только через его участок, и его доходы стали больше, чем у соседей, а риск нарваться на охрану меньше. Так все и началось, причем достаточно давно. Надписи на камне в окрестностях древней Пальмиры, торгового города, в котором начальник рынка был одним из самых влиятельных заправил (совсем, как в фильме «Гараж», где же прогресс?), уже зафиксировали и номенклатуру налогооблагаемых грузов, и даже тарифы – почем платить за ткани, почем за рабов, а почем за благовония. Так оно все и началось, и совершенно не ясно, когда кончится.

Первые таможенники еще мало отличались от своих предшественников – ну не более, чем рэкетир от грабителя. Они работали еще в портах греческих городов-государств и назывались «эллименесты». Чуть позже их римских коллег стали называть «портиторы». Работали они на арендных началах, и их обращение, судя по многочисленным литературным источникам, было, скажем так, далеким от дипломатического протокола. Багажу и даже жизни прибывающих в порт от их рук угрожала несомненная опасность. Что поделать – за место плачено, и эти затраты они возмещали, как умели.

Но под началом великих правителей даже эти лихие ребята умудрялись служить росту благосостояния государства (а не только себя, любимого). За охрану надо платить, и если государство сильнее бандитов, выгоднее платить государству. Афинский законодатель Солон предопределил расцвет Афин именно с помощью таможенных законов – запретил вывоз дефицитного в Греции и плохо там растущего хлеба и стал поощрять вывоз масла, оливок и вина, производство которых на склонах Олимпа было гораздо более эффективно. Его бы к нам в парламент…

Уже тогда выяснилось, что таможенные пошлины, хошь не хошь, с трудом остаются чисто внутренним делом государства. Во второй книге «Иудейской войны» Фейхтвангера бывший вождь восставших иудеев, до восстания и после него – обычный помещик средней руки Иоанн Гисхальский, неожиданно вмешивается в спор еврейских интеллектуалов о причинах внезапно возникшей вражды Яхве с Юпитером и излагает свою версию, по которой, если бы не разорительные римские таможенные пошлины на иудейское вино и оливковое масло, Яхве с Юпитером еще много лет души бы друг в друге не чаяли. Интеллектуалы смешались и так ничего толкового и не возразили.

А в наших краях эту процедуру еще при Володимере Святом почему-то считали истязанием и называли прохождение таможни совершенно тем же словом – мытарство. В украинском языке так и осталось – «мыто», «мытныця». Русский же язык обязан словом «таможня» татаро-монгольскому игу, «тамга» – в частности, и ордынский знак уплаты требуемого побора.

С распадом Римской империи и разделом Европы на мелкие независимые владения у таможенников, что нам особенно понятно, начался золотой век. Им мы обязаны многим – даже популярной пословицей «что с воза упало, то пропало». По тогдашним правовым нормам любой товар, упавший на землю, купец не имел права поднимать – он становился собственностью феодала, которому принадлежала эта земля. А если ломалась телега и ее ось касалась земли, по «праву дороги» собственностью феодала становился весь товар с этой телеги. Милый родственничек «права дороги» – «береговое право» – отдавал феодалу весь груз выброшенного штормом на принадлежащий ему берег судна. В общем, вся интеграция средневековых государств шла под знаменем борьбы с этими «правами».

Поскольку не брать налогов так же невыгодно, как брать налог в 100 % (и там, и там доход нулевой), любой одолевший первый курс технического вуза с помощью теоремы Вейерштраса докажет, что есть некий оптимальный уровень налогообложения, при котором доход государства максимален. Еще Джонатан Свифт, оказывается, после введения людоедских таможенных тарифов на вино и шелк предупреждал английских экономистов о своеобразной таблице умножения, в которой «дважды два вовсе не означает, что окажется обязательно четыре, вполне можно при этом получить единицу». Правительство оказалось глухо к этим предупреждениям, а в результате его доходы резко упали, поскольку при повышении таможенных пошлин резко сокращается объем торговли. Чему же учит нас история? Разве что тому, что история ничему не учит…

Когда все малость устоялось, всплыли проблемы второстепенные – например, как создать всеобъемлющие таможенные тарифы, которые не допускали бы двойного толкования. А то когда египтолог Гастон Масперо привез во Францию мумию некого фараона, таможенник не нашел в своих справочниках размера пошлины на мумии и подобрал наиболее близкий, по его мнению, товар, взяв за мумию пошлину, как за сушеную рыбу. No comment…

Изобретательность французского коллеги великого живописца Анри де Руссо (он тоже был таможенником) не всегда достигалась его коллегами даже в соседних странах. Как-то раз французcкий физик Гей-Люccак выписал из Германии партию тонкостенных стеклянных трубок. Однако немецкая таможня за вывоз изделий из стекла наложила на посылку неподъемную пошлину. Выход нашел сам Алекcандр Гумбольдт – запаял трубки и написал на посылке: «Осторожно! Немецкий воздух!». За воздух пошлины не берут, за упаковку – тем более. Нехорошо, конечно, увертки какие-то… А что прикажете делать с бдительным американским таможенником, который, услышав фразу «Смотрите, вот Шаляпин, у него золотое горло!», погнал Федора Ивановича на рентген?

Это, конечно, курьезы. Но и без таких эксцессов работа таможенных органов часто напоминает дележ Паниковским похищенных у Корейко денег: себе – столько же, сколько и командору, да еще новыми бумажками, Балаганов и на две не наработал, а кто вообще такой Козлевич, я не знаю никакого Козлевича… Не говоря уже о субординации, как вообще государство сведет сальдо с бульдой, если не ограничит желание таможни самой распоряжаться собранными деньгами? Вы спросите, а реальна ли такая опасность. Судите сами – перед Первой мировой войной на русско-германской границе пограничники и таможенники беспрепятственно пропускали контрабандные анилиновые красители и цейссовскую оптику, которым в предвоенное время просто цены не было, на русскую территорию. Почему? Да потому, что так они обходились казне дешевле, чем при официальных закупках. Что тут добавить? Разве то, что провести отмену пошлин на нужный всей стране до зарезу товар через Думу оказалось не легче, чем сейчас. И вообще, воспаление таможни – обычно тревожный симптом. Помню, в детстве никак не мог понять рассказ Гашека о таможеннике, который брал пошлину… за перевоз продуктов из одной части Праги в другую. Чем это все кончилось и для России, и для Австро-Венгрии – известно. Так чему же нас учит история? Смотри выше – запрет вывоза товаров из ряда республик СССР покончил с самим СССР в течение года. Центральную власть, не обеспечивающую свободу торговли, нет никакого смысла кормить. Себе дороже.

Если налоговый инспектор выполняет свой долг внутри страны, как полиция, то его коллега-таможенник – скорее армия, ибо охраняет границы от нежелательных утечек извне и вовне. Грозное ли это оружие? Вспомним – после Трафальгара таможни были единственным оружием Наполеона в войне с Англией. Запретить всем покупать английские товары, и Англия пойдет по миру – чем плохая идея? Да тем, что пока хоть одна страна торгует с Англией, из нее английские товары все равно расползаются по всему миру. Так