— Да это вы провокатор, и я не знаю, откуда вы взялись на мою голову!
— Это вы меня наняли. Смею надеяться, об этом-то вы помните?
Тут я решил, что пришло время осчастливить Елену некоторыми подробностями ее девичьей жизни. Однако результат был прямо противоположный ожидаемому. И она, попытавшись ударить меня ногой, стала убегать.
20
Дальше я действовал по наитию, так как все хитроумные планы рушились прямо на глазах. Догнав ее и схватив за плечи, я «перешел», включив прибор «вперед». Всё-таки коридор — странное место. Только что она видела во мне лишь врага — и вот уже всё вспомнила.
— Да, теперь я вижу, что вы были правы. Извините меня. — Я великодушно кивнул:
— Чего уж там. И надо решать, что будем делать.
— Спрячем камешек здесь, а сами поедем домой. Оно, это место, действует так же, как и мое?
Я утвердительно кивнул и отвернулся, давая ей возможность устроить тайник. До отправления почти не оставалось времени, и мы «вышли». Елена, конечно же, всё забыла, но «пропажу» пока не обнаружила. А потом в купе вошли преторианцы. Она снова побледнела, а старший немного поглумился. Но, проведя досмотр, нас были вынуждены с извинениями отпустить. До Парижа мы добрались без приключений, и я проводил ее до имения.
— Я вам очень благодарна, Юрий.
Я только что отдал ей злополучный кусок стекла, предпочтя не вдаваться в подробности.
— Пустяки, для этого ведь вы меня и нанимали.
Это было воспринято как намек, и, покраснев, Елена велела принести деньги. Всё было сказано, расчет произведен, и я поспешил откланяться.
Утром, спустившись в холл, я обнаружил послание: «Юрий Иванович, не сочтите за труд посетить скромную обитель в Сен-Дени. Заранее благодарю за Ваше согласие». Письмо было без подписи, но упоминание Сен-Дени живо напомнило таинственного знакомого отца Алексия. Конечно, я имел право отказаться, но любопытство брало верх. Я теперь разбогател, относительно, конечно, и мог позволить себе заказать костюм у хорошего портного. Но времени не было, и пришлось идти в том, что есть.
Аббатство построено в том же готическом стиле, что и в «моем» Париже. Подойдя к двери кабинета, я постучал. Дверь бесшумно распахнулась, пропуская вовнутрь. Он сидел за столом, почти не изменившийся с нашей последней встречи. С той же белозубой улыбкой радушно протянул обе руки:
— Очень рад, что вы нашли время, Юрий!
— Пустяки, знаете, шел мимо…
— И каковы впечатления? — На лице была искренняя заинтересованность.
— Весьма и весьма… но чем вам насолила Америка?
Он оценил шутку по достоинству, а отсмеявшись, хлопнул меня по плечу:
— Сбылась мечта Никиты Сергеевича, а уж об исламистах я вообще не говорю.
Но мне было не до международной политики, а о делах насущных заговаривать я считал ниже своего достоинства. Сам позвал — пусть сам и начинает. Мой насупленный вид сказал ему о многом, вызвав новую бурю смеха.
— Сколько вам лет? — внезапно спросил я. — На самом деле?
Победа опять осталась за ним.
— Право, затрудняюсь ответить. — Он стал серьезнее, но ненамного.
— Как это вы не знаете сколько вам лет?
— Ну… в этом континууме я немного старше, чем там.
— А что это за фашиствующие молодчики? — В моем голосе зазвучали обвинительные нотки.
— Полноте, мой друг! Мы ведь подвид паразитов. И я преклоняюсь, перед Царствующим Домом, проявляющим столь умеренные аппетиты. Надеюсь, вы оценили здешний уровень жизни?
Крыть было нечем, и я промолчал.
— Выходит, я вне закона?
Он кивнул, и на этот раз лицо его было серьезно. Я стал прощаться и, протянув руку, спросил:
— Так куда же уходят «старшие»?
— Ищите и обрящете, — непонятно ответил он, и я откланялся.
Определенно, я становлюсь популярен.
— Записка для господина Юрия! — крикнул портье, едва я вошел. Это снова была Елена. «Умоляю, приходите срочно. В одиннадцать вечера в корчме у Морозова».
Я пожал плечами. В одиннадцать так в одиннадцать.
— Она молодая? — Анна надеялась провести вечер вместе и теперь дулась.
— Клиентки не бывают молодыми и старыми. У них вообще нет возраста. — Я протянул ей три червонца. — Постараюсь побыстрей, а ты жди меня, где обычно.
Вечера мы любили проводить в небольшом кабачке, в двух кварталах от моего отеля. Не очень дорогой и совсем не престижный, он притягивал каким-то неуловимым шармом. Там всё было сделано довольно просто и не то чтобы «под старину». Всё действительно было очень старым. Лет семьдесят, не меньше. Каждый раз, усаживаясь за столик, я представлял тех людей, что бывали здесь в прошедшие времена. О чем говорили, думали, на что надеялись? «Медвежий угол» — так называлось это уютное место — никогда не знал лучших времен, он таким и был задуман. Со дня основания и до сего момента публика не менялась, в социальном плане. А нравы… о, нравы здесь были проще некуда. Красивую женщину встречали одобрительными возгласами, и это давало возможность почесать кулаки. Что пару раз приходилось делать и мне. Анна была на седьмом небе от счастья, а завсегдатаи с тех пор стали считать за своего, уважительно здороваясь при встрече. В общем, райское место, мечта поэта. И посещение этой Валгаллы приходилось откладывать, сменив на деловую встречу. Ей-богу, если бы Елена не была одной из нас, я пренебрег бы ее просьбой.
Таксист подвез меня ко входу. У двери стоял швейцар. Видимо, готовое платье не было повседневной одеждой завсегдатаев, потому что он неодобрительно крякнул, окинув меня взглядом. Но одет я был не в рванину, был чисто выбрит и совсем не пьян, и двери передо мной распахнулись. Это заведение было классом повыше. Мужчины в смокингах, казалось, своим видом олицетворяли успешность. Женщины в вечерних платьях, обвешанные бриллиантами, смотрели сквозь меня, вызывая чувство неловкости. Я уж не говорю о раздражении. Явно не моя среда обитания, и чувствовал я себя здесь лишним. Да и в любой другой день недели добровольно сюда я бы не пошел. Ко мне приблизился метрдотель:
— Чем могу?.. Господин желает столик?
Столик я не желал и не стал делать из этого тайну. А хотел я Елену Земцову, которой, окинув взглядом зал, что-то не находил. Но мэтр разрешил мои затруднения, проводив в отдельный кабинет.
Поздоровавшись и подав руку для поцелуя, она произнесла:
— Я взяла на себя смелость сделать заказ. Конечно, я не знаю ваших вкусов, но надеюсь на снисхождение.
Дело было серьезное, иначе с чего бы это она стала меня так обхаживать. К сожалению или к счастью, я не гурман и не смог оценить по достоинству всё это великолепие. Но сервировано было красиво, и в животе заурчало.
Смущало только обилие столовых приборов, и подмывало спросить: «А что, мы еще кого-то ждем?» Вы только подумайте, одних вилок имелось в наличии штук пять! Но кабинет был отдельным, и краснеть перед благородной публикой моей потенциальной работодательнице не придется. А что касается моих манер — я же к ней не свататься пришел. Она была аристократкой, и не в первом поколении, а потому сразу нашла верный тон. То есть не стала строить из себя невесть что, сказав:
— Никогда не могла выучить, какая железка для чего предназначена, — что еще более укрепило меня в подозрениях. Ох, неспроста это, и для чего-то я ей крепко нужен.
Ужин, как вы понимаете, прошел в непринужденной и дружественной обстановке. А как еще он мог пройти? Чай, не «Медвежий угол», и хватать пониже спины мою спутницу никто не собирался. Когда подали кофе, мы начали осторожно переходить к делам.
— Я собираюсь отправиться в путешествие. — Она неторопливо смаковала напиток и внимательно смотрела на меня.
