Как раз успеют поставить всех на уши, посмотреть видео и нажать на все рычаги. В общем, сразу после нашей беседы — тю-тю. Оставалось часа два, и я решил посмотреть, что за чудик испортил мое кресло. Забравшись на крышу противоположного дома, я установил видеокамеру, снабженную таймером, и вошел в холл.
Он ничуть не изменился с нашей последней встречи. Господин аббат стоял и улыбался, как будто роднее меня у него во всём Париже никого не было.
— Пришло волновое сообщение, Юрий. И вас просят отменить операцию. — Он был, как и тогда, спокоен.
— К-какое сообщение? — Я отупело уставился на него.
— Насколько я знаю, у нас еще часа полтора. Пойдемте немного погуляем.
Мы вышли, и, малёк помолчав, он начал:
— Мы не знаем всех последствий наших поступков. И, как правило, преследуя сиюминутную цель, не заглядываем далеко вперед.
Я молча кивнул, не очень-то понимая, куда он клонит.
— Этот местный Аль-Капоне в случае ареста назовет несколько имен. Про это все «забудут», на время. Но через полтора года один из этих людей проиграет на выборах. Борьба будет вестись не за президентское кресло, отнюдь нет, но в нужный момент все «вспомнят», и он вынужден будет уступить.
— Ну и?..
— Это немного затрагивает мои интересы… — Я начал понимать.
— И что же, ради этого вы полтора года?..
— Да нет же, сообщение отправляют «по волне», конечно снабдив его соответствующим паролем, — улыбнулся он. И, видя мое недоумение, пояснил: — Ну, кто-то входит в коридор, скажем на две недели или на три. Выйдя, он передает просьбу другому. А сам проживает это время по собственному усмотрению. Тот возвращается дальше, следующий — еще дальше. И так по цепочке, пока не достигнет адресата.
— И все эти люди готовы забросить свои дела ради нескольких слов?
— Ну… скажем, я обладаю даром убеждения. — Я представил размеры «дара» и поежился:
— Так что же, эта сука уйдет безнаказанной? — Смеялся, как я уже упоминал, он заразительно.
— А разве речь о нем?
— Так я?..
— Никаких ограничений, мой друг.
И он, не попрощавшись, стал удаляться.
«Выйдя» на крышу из коридора, я взял снайпера с собой. Но не надолго. Бегом вернулся в номер и «вытащил» тело, прикрыв сорванным с дивана пледом. Быстро вставил кассету в видик и изобразил на лице заинтересованность. Они вошли, как и в прошлый раз, вальяжные и самоуверенные. «Промокашке» я заехал меж глаз и уселся в кресло. Как раз напротив окна.
— Ну-с, с чем пожаловали?
Но он не отвечал, во все глаза уставившись на экран. Лицо стало наливаться кровью, и он судорожно защелкал пальцами. Я зловеще улыбнулся и стащил покрывало с покойного.
— Ты, ты… — Продолжить я ему не дал, влепив пулю между глаз.
Я ехал на взятой напрокат машине за город, чтобы предать тела земле. А то коридор может превратиться в огромное кладбище. Мне стало интересно: а кто обитал там до меня? И куда он исчез? И что, если спуститься вниз по реке, ведь откуда-то она течет и куда-то впадает. Но я знал, что на эти вопросы не получу ответов, по крайней мере в ближайшем будущем. Да и рановато мне. Всего-то пара негодяев, и уже рассиропился, Инна куда как крепче. Неожиданно для меня воспоминание о девушке наполнило сердце теплотой. Интересно, что еще она учудит? Настроение немного поднялось, и в Париж я возвращался почти в порядке. Для Инны же вся эпопея заняла лишь каких-то два часа, проведенных ею в убежище, так что говорить было практически не о чем.
— Ты извини, а?..
— Не судите, да не судимы будете…
16
— Перед вами находится скульптура… — Экскурсовод продолжала вещать об очередной Венере Милосской, а я боролся со сном. Не подумайте, я вовсе не похож на неандертальца, просто хандрил, и хандра эта выливалась в такие вот формы.
Инне же было интересно, и я ей немного завидовал. Еще бы, у человека есть вкус, тяга к высокому. Правда, иногда глаза ее озорно поблескивали, выдавая грешные мысли. Но я знал, что эти возможности рассматриваются чисто гипотетически. Спереть пару килограммов золотого новодела, дабы была мелочишка на карманные расходы, — это одно, и лишить миллионы людей радости любоваться одной из этих святынь — это для нее кощунство.
Со времен последнего приключения прошло уже три месяца, по парижским улицам вовсю гуляла весна, а мне что-то стало тоскливо. Зажрался, скажете вы, и будете абсолютно правы. Здоров, тьфу, тьфу, тьфу, относительно молод и не стеснен в средствах. Рядом если и не любимая, то уж, во всяком случае, небезразличная женщина. А барин, видите ли, скучают. Инна, поначалу пытавшаяся растормошить, махнула на меня, дремучего, рукой. И в воспаленном моем мозгу вызревали исследовательские планы.
Я стал готовиться к походу. Путешествию вдоль реки, ибо местность в «месте» (забавно, правда?) сплошная терра инкогнита. Не хватало, конечно, постоянных спутников, с их вечными подначками, песнями под гитару и ореолом романтики, сопровождавшим любую нашу вылазку. Желание поэкспериментировать и пригласить их с собой было огромным, благо приборчик давал кое-какие шансы на благополучное завершение авантюры. Но во-первых — тайна и еще раз тайна плюс стойкое недоверие к батарейкам, даже таким разрекламированным, как энерджайзер.
Итак, я потихоньку готовился, перетаскивая в домик кучу разных продуктов и заваливая окрестности всевозможным снаряжением. Приволок даже мотоцикл, но увы… Работать техника не пожелала. На что, ничтоже сумяшеся, я ответил тремя велосипедами. Знай наших!
«Возвращаться» не имело смысла, а потому, положив в карман прибор, настроенный «вперед», я смело двинулся в путь. Шел я вдоль реки, вверх по течению. Я помнил про пресловутые два часа и говорил себе, что я к этому готов и меня ничто не остановит. Меня и не остановило, шагай себе и шагай. Только, как я уже говорил, идти не хотелось. Сначала вдруг резко приспичило пообедать. Перекусив, почувствовал желание отдохнуть, а переведя дух и пройдя еще метров сто, понял, что это выше моих сил. Ну, невозможно хотеть чего-нибудь насильно. На ум пришло желание наркоманов уколоться. И все знают, что это плохо, и лечат их, несчастных, а охота — вот она. Именно это, с точностью до наоборот, испытывал я. Побарахтавшись, как муха в киселе, еще минут пять, я повернул назад. Это была радость в прямом смысле слова. Чистая и ничем не прикрытая радость. Бодрость переполняла меня, наводняя сознание неисчерпаемым оптимизмом. Ничего милее, чем лагерь, в эти минуты не существовало. Старая армейская заповедь: сначала надо сделать очень плохо, а потом просто плохо. Душа продолжала ликовать сама по себе, а сознание переполняла злость. Ну не люблю я быть марионеткой. Пусть даже и поводок длинный и вообще… Но где, скажите мне, существует кукловод, которого интересует мнение мешочка, набитого ватой? И ноги сами собой несли меня к «эпицентру», а глупая душа продолжала радоваться.
Я вернулся в отель мрачнее обычного и отказался от ужина, нарушив тем самым традицию. Инна покрутила пальцем у виска, а я завалился спать.
На следующий день, решив, что всё не так уж страшно, так как я всё же был к этому готов, начал подготовку к «плану № 2». Да, да, я не отступился, а лишь отошел на заранее заготовленные позиции. Гвоздем программы на этот раз стал плот. На что потребовались бревна. Много. Гвозди тоже потребовались. Найти кругляк в центре Парижа вначале выглядело проблематичным, но только вначале. Труднее оказалось объяснить поставщику, куда их доставить. Переброска же являлась делом личным, можно сказать интимным, так как зае… я, их таская, ужасно.
Работа по изготовлению и обустройству плота заняла несколько дней. Но вышло просто здорово. Я установил палатку, выложил из камней кострище, в общем, натешился по полной программе. Еще я вбил в бревна толстую скобу, хотел было две, но одна, звякнув, упала в воду, а нырять было лень. Подергав и убедившись, что она выдержит и слона, я махнул рукой.
— Я отъеду на несколько дней? — Я вопросительно взглянул на Инну.