– Слава богу! – произнесла директриса с облегчением. Видно, она страшилась увидеть на экране кого-то другого.

– Ну вот, слава богу, – произнес профессор. – Я уж думал, что никогда тебя не отыщу, что они спрятали тебя, увезли с планеты и, может, даже убили.

Ко странно было видеть такое взволнованное лицо профессора и слышать столь нервные слова.

– Ты в порядке, ты жива? – спросил он.

– Да, спасибо, папа, – ответила Ко, вновь входя в роль Вероники. – А как дела у тебя?

– У меня? Дела? Мне страшно, мне одиноко, меня гнетут ужасные предчувствия, Вероника. Ты уверена, что тебе ничего не грозит?

– Не бойся за меня.

– Я был не прав, когда выгнал тебя. Я думаю, что тебя обманом выдали за этого… Артура. Скажи, что это так. Завтра же адвокаты Марса разведут тебя с этим подонком, по законам Марса ты несовершеннолетняя. Ты сейчас в гостинице?

– Да, я в номере директрисы моего приюта, госпожи Аалтонен.

– Беги от нее! Она в сговоре с князем и его молодцами.

– Не беспокойтесь, профессор… то есть папа, она совсем не такая плохая. Она лишь хотела подтвердить правду, что у вас есть дочь.

– Я точно знаю, что она служит князю.

Директриса вошла в поле зрения аппарата.

– Вы имеете право так говорить, профессор, – сказала она. – Но клянусь вам, я сделаю все, чтобы… Вероника была в безопасности.

– Вероника! Я никому не верю, – перебил ее профессор. – Я не верю и тебе. Но хочу тебя спасти. Единственное место на Марсе, где ты будешь в безопасности, – это мой дом. Они не смогут взорвать его даже атомной бомбой. Я прошу тебя, я умоляю тебя – сейчас же беги ко мне. Пока они не спохватились. Мы с тобой не знаем всей глубины их дьявольских замыслов. Если они доберутся до тебя и директрисы, я ничем не смогу тебе помочь…

Профессор откашлялся. Он ждал ответа, и K° никак не могла решиться, что ей следует делать. Тогда профессор продолжал:

– Мне плохо одному, я только сегодня понял всю глубину и пустоту моего одиночества. Вероника, приди ко мне, раздели со мной этот дом… завтра мы все сделаем, что надо. Но сегодня мы должны быть рядом, мы должны поддерживать друг друга.

– Поезжай к нему, – сказала директриса. – Мне тоже будет спокойнее.

И темнокожая муха, которая сидела на перилах лоджии, подтвердила:

– Иди к нему. Там надежнее спрятаться до завтра, когда приедет Милодар. Только никому не доверяйте, никому не открывайте. Я прилечу на рассвете.

– Я приеду за тобой, – сказал профессор.

– Ни в коем случае! – возразила Ко. – Я доберусь сама. Еще не так поздно. Мне идти минут десять.

– Тогда возьми напрокат флаер. Они есть на стоянке гостиницы.

– Я довезу тебя, – сказала директриса.

– Спасибо, – сказал профессор. – Теперь слушайте меня внимательно. Для того чтобы одеться и получить флаер, вам понадобится десять минут, – продолжал он. – Еще пять, чтобы добраться до машины. Пять минут я даю вам на полет до моего дома. Значит, ровно через двадцать минут гостиничный флаер должен быть у моих ворот. Я открою дверь, если вас узнаю. Для этого я должен знать, как вы будете одеты. Я хочу узнать вас сразу, как только вы выйдете из флаера.

– Я в том же платье вашей жены, папа, – сказала Ко. – То есть моей мамы.

Директриса укоризненно покачала головой – ее педагогической натуре была отвратительна любая ложь. Кроме той, которую по необходимости произносили собственные уста.

– Какого цвета? – спросил профессор. – У меня не такой большой экран, чтобы быть уверенным в чертах лица. Но платье я должен узнать.

– Посмотрите, платье темно-синее. – Ко протянула к экрану видеофона руку, чтобы профессор получше разглядел рукав платья.

– Синий атлас, – сказал профессор. – Серебряное шитье по воротнику. Теперь вижу. Записал и запомнил. Такое сочетание цветов на марке Суринама в шесть центов, посвященной третьей американской регате. Да?

– Может быть, – согласилась Ко.

– А во что будет одета твоя директриса?

– Я в черном, – коротко ответила госпожа Аалтонен, и голос ее звучал несколько обиженно, словно профессор поставил под сомнение моральные основы ее манеры одеваться. – Скромный белый воротничок. Небольшая черная шляпа, низко надвинутая на лоб.

Ко подумала, что директриса слишком подробно описывает себя, – даже смешно, как пожилые люди иногда серьезно относятся к таким пустякам.

– Черный пенни, – коротко ответил профессор, и почему-то, словно и на самом деле Ко была наследницей дю Куврие, она вспомнила, что так называется первая в мире почтовая марка – «черный пенни», наверное, ее придумали англичане.