Но где взять две тысячи?

Соне ничего сказать нельзя, она этого не переживет. Ей вообще несвойствен риск. А не рискуя, ты никогда ничего не заработаешь.

Утром он опоздал на работу, потому что ждал, пока уйдет Соня. Она повела мальчика в школу.

Леонид Саввич полез в домашний сейф – коробку из-под кубинских сигар за книгами на второй сверху книжной полке. Коробки не было.

Ну и хитрюга! Заподозрила! Перепрятала.

Он знал, куда Соня перепрятывает. Когда-то прочел в записках следователя, что мужчины прячут деньги в книги, а женщины – в белье. По крайней мере у них дома это правило срабатывало.

Леонид Саввич отыскал коробку под простынями.

Оставил там двести долларов. Остальное изъял. И поехал в институт.

Длинная узкая комната архива примыкала к институтской библиотеке.

На все про все – один работник, Леонид Саввич. Раньше было трое, но сейчас пришлось сократить.

Институт содрогался под угрозой ликвидации. Хорошо еще, что в сердце у самых главных чиновников страны таилась явная или тайная тревога: «Если все вернется, как я посмотрю в глаза товарищам по бывшей партии?»

Поэтому институту отыскивали деньги на существование, на поддержание лаборатории и даже на заграничные командировки, потому что по всему миру раскиданы мавзолеи и гробницы, где лежат нетленные диктаторы. Правда, число их уменьшается – то где-нибудь в Афганистане, то в Чаде развенчивают очередного вождя всех народов и кидают в яму. Если остаются должны институту, то никогда не возвращают долгов.

Но два или три вождя все еще покоятся в мавзолеях, и за них последователи платят в валюте, хоть и скудно. Надеются, что подойдет их черед и они тоже удостоятся состояния мумии.

В двенадцать ровно позвонила любовница Леонида. Не то чтобы он надеялся, что она забыла о коллекции, – такого не бывает, и не то чтобы он этого не хотел – его тело все более настойчиво вспоминало о возможном повторении счастья. Так что Леонид Саввич просто сидел у телефона и ждал – будь что будет!

А ее голос возбудил так, что он встал – не смог усидеть.

– Козлик, – сказала она. – Ты обдумал?

В этот момент в архив заглянул кто-то из сотрудников, и «козлику» пришлось прикрыть трубку ладонью.

– В два в гостинице? – спросил он.

– Нет, – вздохнула дама его сердца. – С гостиницей подождем, сейчас я должна взять у тебя коллекцию.

– Что случилось?

– Срочно нужны деньги. Поехали в магазин, ты покажешь?

– Но я принес деньги.

– Сколько?

Леонид Саввич оглянулся и ответил как положено:

– Это не телефонный разговор. Встретимся, скажу.

– Милый, я не могу ждать, – возразила Антонина. – Мне нужно твое решение немедленно. Она мне за ночь шесть раз звонила.

– Но я сейчас не могу уйти. Совершенно невозможно.

– Ничего страшного, я к тебе заеду. Это же минутка.

– Мне надо будет пропуск выписать… Хорошо, я тебя внизу встречу.

– Тогда жди через час. У тебя внутренний? Снизу позвоню.

Леонид Саввич даже не успел все продумать и испугаться, как открылась дверь и зам по режиму – из всех людей именно он – впустил в архив Антонину.

– Принимай землячку, – сказал он. – Надо погостеприимнее быть.

– Спасибо, Тихон Анатольевич, – пропела Антонина. – Век буду вашей должницей. Приедете ко мне – шкурки подберем для вашей супруги.

Зам гоготнул и пошел кривыми ногами к двери.

– Какие еще шкурки? – Леонид Саввич был растерян. – И как ты к нам прошла?

– Шкурки, потому что я твоя землячка, из Перми, у нас там звероферма, а я ее директор.

– Я же не из Перми!

– А ты побольше шуми, побольше!

– И ты ему шкурки пришлешь?

– Ты у меня первый среди чудаков.

– Может получиться неудобно…

– Уже получилось.

Леонид Саввич вздрогнул. Он очень боялся потерять место. С дипломом Историко-архивного сорокалетнему мужчине трудно устроиться.

Антонина опустилась на свободный стул напротив Леонида Саввича. Вынула из сумочки очки, не спеша надела их, и серые выпуклые глаза стали громадными, как у стрекозы.

– Ты меня подвел, – сказала она негромко. – Ох и подвел ты меня, зайчик!

Леонид Саввич стал доставать из-под стола кейс с альбомом, он был готов уже на все – только бы не вылететь из института.

Антонина снизила голос до шепота.

– Ты вчера не предохранялся?

– Как? – Вчерашний роман был покрыт дымкой древности.

– И я от тебя понесла. Будем рожать богатыря.

Среди мужчин сегодня еще существуют экземпляры, которые уверены, что о зачатии будущая мать знает в тот же день. Или допускают такую мысль.

Леонид Саввич относился именно к этим мужчинам. Кидая ему в лицо обвинение, Антонина ничем не рисковала.

– Я не понял, – сказал библиограф. – Разве так бывает?

– С тобой, суслик, чего только не бывает. Я с утра была у гинеколога, и он сообщил, что я изнасилована особо яростным самцом и теперь рожу богатыря – как две капли воды ты, мой зайчик.

– Ну ладно, ладно, – примирительно сказал Леонид Саввич. – Так не бывает.

– Это у твоей Сонечки не бывает… впрочем, не исключено, что я соглашусь на аборт. Скинемся по тысяче баксов?

Тут Леонид Саввич расплылся в улыбке. Как-то Сонечка делала аборт, раз в жизни. Он обошелся в десять раз дешевле.

– Улыбаешься? – грозно спросила Антонина и тут же сменила тон. Обвела взглядом длинные полки с папками и спросила: – Тут все записано?

– Да, все записано… – Леонид Саввич не успел переключиться, он все еще думал о цене аборта.

– И рост, и вес, и фотографии персонажей?

– Все, все! – И куда она клонит? Леонид Саввич уже начал понимать, что страстная любовница таит в себе серьезную угрозу его существованию.

– Ну, покажи, – сказала Антонина.

– Что покажи?

– Личное дело Владимира Ильича Ленина покажи.

– Невозможно, – сказал библиограф.

– Это почему так?

– Нет такого дела – тут целый кабинет, сотни дел! Это же вся жизнь нашего государства!

– Вот именно, – согласилась Антонина. – И что ты решил с марками?

– Я хотел бы их взять, но, конечно, не за ту сумму, которую ты назвала.

– А какую сумму я назвала?

– Две тысячи долларов, – прошептал Леонид Саввич. Их могли подслушать.