Он вывел Кору на площадку, господствующую над бухтой, где стоял корабль.

– Я эту площадку снизу разглядел, – сказал Тесей. – Отсюда виден весь мир. Даже край земли. Вон там, – герой сел на камень, и ему пришлось, сморщившись, перевести дух, – края гипербореев. Слышала о таких? Оттуда родом Аполлон. В той стране летом никогда не заходит солнце, а зимой оно не поднимается вовсе. Гипербореи достигли счастья. Они не убивают себе подобных…

– Афины – счастливый город, – произнесла Кора.

Тесей уселся поудобнее, боль отпустила, и он сказал:

– Твое тело – само совершенство. Оно наполнено жизнью, и каждая линия его нужна и правильна, как линия тела у пантеры.

– Тебе мало ссадин и переломов, которые нанес Минотавр? – усмехнулась Кора. – Ты решил напасть на богиню?

– Во мне нет сил напасть на тебя, хотя я желаю тебя, незнакомка. Боюсь, что ты и в самом деле не живешь на земле.

– Зачем ты позвал меня сюда?

– Мне не у кого спросить совета.

– Совета о твоей новой жене?

– Наш брак может принести счастье и Афинам, и Криту. Породнятся два самых могучих царских дома, и возникнет держава, которой не будет соперников во всех морях. Но беда в том, что она не любит меня, – сказал Тесей. – Это видно по ее глазам.

Он не спрашивал. Он утверждал. И замолчал, поглаживая бок.

– Тебя интересует мое мнение?

– Да, Кора.

– Я была бы осторожна.

– Ты думаешь, что Минос нарочно подослал ее ко мне? Нет, этого быть не может. Это означало бы, что Минос по доброй воле пожертвовал своим сыном. Унизился перед всем миром, не в силах справиться с горсткой… молодых людей.

– Нет, этого быть не может. Минос здесь ни при чем.

Внизу, в бухте, было уже полутемно. Солнце давно ушло оттуда, погрузив залив в синеву. Возле корабля на песке горел костер, и люди вокруг него казались черными тенями. На высокой корме корабля чуть поблескивал в вечернем воздухе панцирь часового – Феак никогда не забывал об осторожности.

– Тогда в чем дело?

Кора промолчала.

– Пускай я молод, – продолжал Тесей. – Но я знаю девушек, я знаю, что означают взгляды и движения, робость прикосновения и боль поцелуя. Я не вижу любви в глазах моей невесты. Я не вижу даже страсти, даже желания быть моей женщиной, моей самкой – ну почему? Разве так может быть? Разве я мог когда- нибудь помыслить, что моя свадьба будет именно такой?

– А ты? – спросила Кора. – Что чувствуешь ты? Любишь ли ты ее? Желаешь ли ты ее?

– Как твою бабушку, – ответил Тесей.

Кора отвернулась к морю, чтобы скрыть улыбку.

– Пусть все будет как будет, – сказала Кора. – Ложись спать в положенное время. Избегай этой женщины, так как оракулы гласят – тебе выпадет несчастье, если ты войдешь в нее. Уже к утру все станет ясно. Вот увидишь.

– Что станет ясно?

– Она выдаст себя. У нее нет свободного времени. Она спешит.

Кора сделала шаг вперед вслед за отблеском заката, чтобы алое сияние светило ей справа, а Тесей глядел на нее слева. Чтобы Тесей видел все линии ее тела, чтобы оценил длину ее ног и озаренных пламенем волос.

Тесей даже приподнялся, наслаждаясь этим зрелищем, но боль в боку и ноге заставила его воскликнуть:

– О жестокие боги! За что вы лишили меня мужской силы и резвости именно в ту ночь, когда мне могла принадлежать наипрекраснейшая из дев!

– Он имеет в виду Ариадну, – пояснила Кора, как бы переводя монолог богам.

– Замолчи, глупая! – рассердился раненый герой. – Речь идет о тебе, и я докажу тебе, что это все означает, как только у меня заживут хотя бы самые глубокие из ран.

«К сожалению, – подумала Кора, – я к этому времени буду вынуждена покинуть ваши приятные края».

– Боги могут рассудить иначе, – ответила Кора вслух, обнаружив в себе немалое кокетство.

Герой зарычал, но был бессилен противопоставить что-нибудь воле богов, и это встревожило Кору, потому что она предпочла бы, чтобы ночью Тесей был более подвижен – могут предстоять резкие движения.

Кору более всего злило то, что она не могла представить себе плана Ариадны. У нападающего в такой ситуации миллион возможностей, у того, кто защищается, не зная от чего, не так много шансов уцелеть. Кто-то из древних, может быть даже из ее знакомых, зная, что ему такого-то числа грозит неминуемая смерть, надел шляпу и ушел гулять в степь, приказав своей армии оцепить степь по периметру. Там