– Постойте, друг мой, – отвечали мне, – мы не делаем доставку на дом до шести вечера.
– Ах вот как? Я тебе в глотку вбиваю по двести долларов в месяц…
– Это кто?
– Чинаски.
– А,
– Знаете, как сюда добраться?
– Ода.
Он прибыл через 8 минут. Толстый австралиец, вечно потеет. Я взял две коробки и поставил их в кресло.
– Привет, дамы, – сказал толстый австралиец. Те не ответили.
– Сколько там с меня, Арбакл?[17]
– Ну, всего семнадцать сорок девять.
Я дал ему двадцать. Он начал рыться в карманах, ища мелочь.
– Что, делать больше нечего? Купи себе новый дом.
– Спасибо, сэр!
Затем он склонился ко мне и тихо спросил:
– Боже мой, как у вас это получается?
– Печатаю, – ответил я.
– Печатаете?
– Да, примерно восемнадцать слов в минуту. Я вытолкал его наружу и закрыл дверь.
В ту ночь я забрался с ними в постель и лег посередине. Мы все были пьяны, и сначала я сграбастал одну, целовал и щупал ее, потом повернулся и схватил другую. Так я перемещался туда и обратно, и это было весьма утешительно. Позже сосредоточился на одной надолго, потом перевернулся и перешел на другую. Каждая терпеливо ждала. Я был в смятении. Гертруда горячее, Хильда – моложе. Я вспарывал зады, лежал на каждой, но внутрь ни одной не засовывал. Наконец остановился на Гертруде. Но сделать ничего не смог. Слишком пьян. Мы с Гертрудой уснули, ее рука держала меня за письку, моя рука – у нее на грудях. Мой член опал, ее груди оставались тверды.
На следующий день было очень жарко, а пьянства – еще больше. Я позвонил и заказал еды. Включил вентилятор. Разговоров было немного. Этим немочкам выпивать нравилось. Затем обе вышли и уселись на старую кушетку на переднем крыльце – Хильда в шортиках и лифчике, а Гертруда – в тугой розовой комбинашке, без лифчика и трусиков. Зашел Макс, почтальон. Гертруда взяла у него мою почту. Беднягу Макса чуть Кондрат не хватил. В глазах у него я видел зависть и неверие. Но, как ни верти, у него работа гарантированная.
Около 2 часов дня Хильда объявила, что идет гулять. Мы с Гертрудой зашли внутрь. Наконец это
Я все пахал и пахал. Потом как будто в кость уткнулся. Ничего себе. Я сдался и скатился с нее.
– Извини, – сказал я, – во мне, кажется, просто сегодня газу нет.
Гертруда промолчала.
Мы оба встали и оделись. Потом вышли в переднюю комнату и сели ждать Хильду. Мы пили и ждали. Хильда не торопилась. Долго, долго ждали. Наконец прибыла.
– Привет, – сказал я.
– Кто все эти черные люди в вашем районе? – спросила она.
– Я не знаю, кто они такие.
– Они сказали, что я могу зарабатывать две тысячи долларов в неделю.
– Чем?
– Они не сказали.
Немецкие девчонки остались еще на 2 или 3 дня. Я продолжал натыкаться на этот левый поворот в Гертруде, даже когда бывал трезв. Хильда сказала, что она на «тампаксе», поэтому ничем помочь не может.
В конце концов они собрали пожитки, и я посадил обеих к себе в машину. У них были большие полотняные сумки через плечо. Германские хиппи. Они показывали мне дорогу. Свернуть там, свернуть тут. Мы все выше и выше забирались в Голливудские Холмы. На богатую территорию въехали. Я уже и забыл, что некоторые живут довольно неплохо, пока большинство остальных жрет собственное говно на завтрак. Поживешь там, где живу я, – начнешь верить, что и все остальные места – как твоя задрота.
– Вот здесь, – сказала Гертруда.
«Фольк» остановился у начала длинного извилистого проезда. Где-то там, наверху, стоял дом – большой-большой дом со всеми делами внутри и вокруг, что только есть в таких домах.
– Мы лучше отсюда пойдем пешком, – сказала Гертруда.
– Конечно.
Они вышли. Я развернул «фольксваген». Они стояли у входа и махали мне, их полотняные сумки свисали с плеч. Я помахал в ответ. Потом отъехал, поставил на нейтрал и начал планировать вниз с гор.
87
Меня попросили читать в знаменитом ночном клубе «Улан» на бульваре Голливуд. Я согласился читать два вечера. Оба раза нужно было выступать следом за рок-группой «Большое Изнасилование». Меня засасывала трясина шоу-бизнеса. На руках были лишние билеты, я позвонил Тэмми и спросил, не хочет ли она сходить. Она сказала, что да, поэтому в первый вечер я взял ее с собой. Заставил их открыть ей кредит. Мы сидели в баре, дожидаясь начала моего выступления. Выступление Тэмми походило на мое. Она быстренько набралась и расхаживала по всему бару, разговаривая с людьми.
К тому времени, как мне пришла пора выходить, Тэмми уже заваливалась на столики. Я нашел ее брата и сказал:
– Боже святый, да
Он вывел ее в ночь. Я тоже был пьян и позже совершенно забыл, что сам попросил ее увести.
Чтение прошло нехорошо. Публика тащилась строго от рока, они не врубались в строчки и смыслы. Но кое в чем я и сам облажался. Иногда я просто выезжал на везении с рок-тусовками, а в тот вечер не вышло. Наверное, без Тэмми херово. Вернувшись домой, я набрал ее номер. Ответила мать.
– Ваша дочь, – сообщил я, – ГНИДА!
– Хэнк, я не желаю этого слушать. Она бросила трубку.
На следующий вечер я отправился один. Сидел за столиком в баре и пил. К столику подошла пожилая женщина и с достоинством представилась. Она преподает английскую литературу и привела свою ученицу, маленькую пампушку по имени Нэнси Фриз. У Нэнси, судя по виду, была течка. Они хотели узнать, не соглашусь ли я ответить на несколько вопросов их класса.
– Запуливайте.
