словно раскачивалась из стороны в сторону. Вместо того чтобы приближать Лайзу
Мы подчистились и вернулись к подушкам и вину. Лайза уснула, положив голову мне на колени. Я сидел еще с час. Потом вытянулся на спине, и мы так и проспали всю ночь на этих подушках.
На следующий день Лайза взяла меня с собой в танцевальную студию. Мы купили сэндвичей в забегаловке через дорогу, захватили их вместе с напитками в студию и там съели. Очень большая комната на третьем этаже. В ней ничего не было, кроме голого пола, кое-какой стереоаппаратуры, нескольких стульев, а высоко над головой через весь потолок тянулись какие-то веревки.
– Научить тебя танцевать? – спросила она.
– Да я как-то не в настроении, – ответил я.
Следующие дни и ночи были похожи. Не плохо, но и не клево. Я научился управляться на водяной постели чуточку лучше, но по-прежнему для ебли предпочитал нормальную кровать.
Я пожил у Лайзы еще 3 или 4 дня, потом улетел обратно в Л. А.
Мы продолжали писать друг другу письма.
Месяц спустя она снова объявилась в Лос-Анджелесе. На сей раз, когда она подходила к моей двери, на ней были брюки. Выглядела иначе, я не мог это объяснить, но – иначе. Мне совсем не понравилось рассиживать с нею, поэтому я возил ее на бега, на бокс, в кино – все, что делал с женщинами, которыми наслаждался, – но чего-то не хватало. Мы по-прежнему занимались сексом, но это больше не волновало, как раньше. Словно мы были женаты.
Через пять дней Лайза сидела на тахте, а я читал газету, и Лайза сказала:
– Хэнк, не получается, правда?
– Да.
– Что не так?
– Не знаю.
– Я уеду. Я не хочу здесь оставаться.
– Успокойся, не
– Я просто ничего не понимаю. Я не ответил.
– Хэнк, отвези меня к Дворцу освобождения женщин. Ты знаешь, где это?
– Да, где-то в Уэстлейке, там раньше художественная школа была.
– Откуда ты знаешь?
– Я туда как-то возил другую женщину.
– Ах ты гад.
– Ну ладно, ладно…
– У меня подруга там работает. Я не знаю, где у нее квартира, а по телефонной книге найти не могу. Но знаю, что она работает во Дворце освобождения. Поживу у нее пару дней. Просто не хочется возвращаться в Сан-Франциско в таком состоянии…
Лайза собралась, сложила вещи в чемодан. Мы вышли к машине, и я поехал в Уэстлейк. Я как-то возил туда Лидию на выставку женского искусства, где она показывала несколько своих скульптур.
Я остановился перед зданием.
– Я подожду, вдруг твоей подруги нет.
– Все в порядке. Можешь ехать.
– Я подожду.
Подождал. Лайза вышла, помахала. Я помахал в ответ, завел машину и уехал.
86
Я сидел в одних трусах как-то днем неделю спустя. Нежно постучали в дверь.
– Минуточку, – сказал я. Надел халат и открыл.
– Мы – две девушки из Германии. Мы читали ваши книги.
Одной на вид лет 19, другой, может, – 22.
У меня выходила в Германии пара-тройка книг ограниченными тиражами. Я сам родился в Германии в 1920 году, в Андернахе. Дом, где я жил в детстве, теперь стал борделем. Говорить по-немецки я не умел. Зато они говорили по-английски.
– Заходите. Они сели на тахту.
– Хильда, – сказала 19-летняя.
– Я Гертруда, – сказала 22-летняя.
– Я Хэнк.
– Мы думаем, что у вас книги очень грустные и очень смешные, – сказала Гертруда.
– Спасибо.
Я ушел в кухню и нацедил 3 «водки-7». Начислил им и начислил себе.
– Мы едем в Нью-Йорк. Решили заглянуть, – сказала Гертруда.
Затем они рассказали, что были в Мексике. По-английски говорили хорошо. Гертруда потяжелее, почти толстушка; сплошные груди и задница. Хильда – худая, похоже, что постоянно под каким-то напрягом… странная и будто у нее запор, но привлекательная.
Выпивая, я закинул одну ногу на другую. Халат мой распался.
– О, – сказала Гертруда, – у вас сексуальные ноги!
– Да, – подтвердила Хильда.
– Я знаю, – сказал я.
Девчонки остались и поддержали меня в выпивке. Я сходил и сочинил еще три. Когда садился вторично, убедился, что прикрыт халатом как должно.
– Вы, девчонки, можете тут остаться на несколько дней, отдохнете.
Они ничего не ответили.
– Или не оставайтесь, – сказал я. – Страху нет. Можем просто поболтать. Мне от вас ничего не нужно.
– Наверняка вы знаете много женщин, – сказала Хильда. – Мы читали ваши книги.
– Я пишу фикцию.
– Что такое фикция?
– Фикция – это приукрашивание жизни.
– То есть врете? – спросила Гертруда.
– Чуть-чуть. Не очень.
– А у вас подружка есть? – спросила Хильда.
– Нет. Сейчас нет.
– Мы останемся, – сказала Гертруда.
– У меня только одна кровать.
– Это ничего.
– И еще одно…
– Что?
– Чур, я сплю посередине.
– Ладно.
Я продолжал смешивать напитки, и скоро у нас все кончилось. Я позвонил в винную лавку.
– Я хочу…
