— Боги в этом мире не имеют других рук, кроме наших. Если их подведём мы, на кого же им рассчитывать?
— Ингри, перестаньте! — Биаст тёр лоб, как будто у него болела голова. — Хватит. Чтобы участвовать в процессии, мне нужно ещё умыться и переодеться. — Он поднялся и, морщась, расправил плечи.
Хетвар немедленно поднялся тоже.
— Конечно, принц-маршал. Мне тоже следует отправляться. — Он, хмурясь, повернулся к Ингри. — Мы продолжим этот разговор, когда вы вернёте себе доброе расположение духа, лорд Ингри. До того не обсуждайте ни с кем эти темы.
— Побеседовать со мной желает просвещённый Льюко.
Хетвар шумно выдохнул воздух.
— Льюко, ну как же. Он редко бывает покладистым, как говорит мой опыт.
— Противиться храму я могу, только подвергаясь огромной опасности.
— Вот как? Это новый поворот. Я полагал, что вы противитесь, кому только пожелаете.
Кто из них первым опустил бы глаза, Ингри не был уверен, но принц Биаст уже подошёл к двери, и Хетвар поневоле последовал за ним.
— Вы лучше не лгите Льюко, — махнул хранитель печати рукой. — Позже я с ним поговорю. И с вами тоже. — Опустив глаза, Хетвар добавил: — И не закапайте мой ковёр.
Ингри вздрогнул и схватился левой рукой за правую. Бинты промокли насквозь.
— Что случилось с вашей?.. Нет, расскажете мне потом. Явитесь на траурную церемонию в храм. Оденьтесь соответственно, — распорядился Хетвар.
— Милорд… — Ингри поклонился удаляющейся спине хранителя печати. Симарк, которому надоело ждать и который отправился разглядывать гобелены в зале, поспешил присоединиться к принцу.
Итак, Хетвар собирается поразмыслить, прежде чем действовать. Ингри не видел в этом особенно обнадёживающего знака.
Было уже позднее утро, и в Истхоме кипела жизнь, когда Ингри вышел на улицу и свернул к реке. Йяда уже проснулась — он чувствовал это сердцем. Проснулась, и в данный момент ничем особенно не обеспокоена. У Ингри стало немного легче на душе. Без ставшей его постоянным состоянием паники он позволил своим ногам самим выбирать скорость передвижения, и они решили не спешить. Является ли эта странная восприимчивость взаимной? Нужно будет спросить Йяду. Ингри устало потащился в сторону дома.
Глава 13
Привратник снова распахнул дверь перед Ингри. Тот сразу же взглянул на ведущую на верхний этаж лестницу. Йяда была у себя, запершись с дуэньей, как ей и было велено. Ингри пришло на ум, что если слуг Хорсривера и одного несколько потрёпанного воина и хватит, чтобы не дать сбежать кроткой наивной девушке, такие защитники окажутся печально беспомощными в случае нападения извне. Ингри, возможно, удалось бы уложить одного убийцу — ну, нескольких, — однако целеустремлённому врагу было бы достаточно послать многочисленный отряд, и трагический исход был бы обеспечен.
Что же касается незаметного, магического нападения… тут исход не был столь очевиден. Не окажется ли колдовской голос средством защиты? Бурление в крови странной силы всё ещё смущало Ингри. Граф Хорсривер в отличие от него самого наверняка знает обо всех новых способностях Ингри. Уклончивое обещание Венсела чему-то научить его и привлекало, и смущало.
Привратник протянул Ингри слегка помятый листок бумаги.
— Это для вас принёс посланец из храма, милорд.
Сломав печать, Ингри обнаружил короткую записку от просвещённого Льюко; почерк был крупный и твёрдый.
«Как выяснилось, сегодня мне придётся заняться вопросами дисциплины среди служителей храма, нарушения которой вы вчера помогли обнаружить, за что я очень благодарен. Я нанесу визит вам и леди Йяде завтра сразу же после похоронных обрядов».
Ингри хорошо понимал, что жрецы храма постараются как можно скорее разделаться с жульничеством своих аколитов — ведь им предстояли церемонии государственной важности. Пожалуй, лёгкое раздражение, которое сквозило в кратких строках записки, не было плодом его воображения. В сердце Ингри облегчение мешалось с разочарованием. Льюко смущал его, но кто лучше него смог бы объяснить Ингри, что значил смеющийся голос, который прозвучал в его ушах во время вчерашней суматохи во дворе храма? Тайная надежда на то, что Льюко объявит загадочное явление простой галлюцинацией, чем дальше, тем больше казалась Ингри безосновательной.
Ингри поднялся в свои покои, где Теско сменил повязку на его руке и помог снять закапанную кровью одежду. Шов, наложенный лекарем островитян, не разошёлся, рана начала затягиваться. Однако постоянные кровотечения начали смущать Ингри; хотя каждый раз существовало вполне разумное их объяснение — по большей части собственной неосторожностью Ингри, — его взбудораженное воображение рисовало ему картину нечестивого возлияния… «И если мелкая магия требует небольших кровавых жертвоприношений, то что случится, если прибегнуть к магии огромной?»
Постель манила Ингри, и он растянулся на кровати. Мысль о еде всё ещё вызывала отвращение, но сон, возможно, поможет его ранам зажить. Однако стоило Ингри лечь, как его охватило новое беспокойство. Он с самого начала предполагал, что стремление таинственного злоумышленника разделаться с Йядой имеет исключительно политические причины или рождено желанием отомстить за Болесо. Может быть, подобный взгляд — просто следствие того, что Ингри так долго сотрудничает с хранителем печати? Однако попытка взглянуть на события более широко привела лишь к неопределённости и растерянности.
«Я с каждым днём знаю всё меньше и меньше».
Так что же ждёт его в конце: унылая жизнь деревенского идиота? Наконец физическая усталость разогнала абсурдные образы, и Ингри провалился в беспокойный сон.
Проснулся он позже, чем намеревался, умирая от жажды, но с таким ощущением, будто выплатил своему телу некоторую часть накопившихся долгов. Воодушевлённый этим обстоятельством, он через Теско передал на кухню распоряжение о том, чтобы ужин ему и пленнице был подан в столовой на первом этаже. Ингри снова оделся, причесал волосы, огорчился тому, что не располагает лавандовой водой, и решил завтра же велеть Теско её купить, почистил зубы, побрился второй раз за день и, наконец, в сгущающихся сумерках, сделав глубокий вдох, спустился вниз.
Йяда уже ждала его; сияние свечей в канделябрах заставляло её саму в её светлом платье походить на горящую свечу. Она обернулась при звуке шагов Ингри, и от улыбки, осветившей её лицо, у Ингри перехватило дыхание.
Он не мог накинуться на неё, как голодный волк, хотя бы потому, что рядом стояла дуэнья, сжав губы и сложив руки перед собой. Стол, как к своему ужасу обнаружил Ингри, слуги без размышлений накрыли на троих. Служанка принцессы, без сомнения, была шпионкой Хорсривера, так что отослать её означало бы навлечь на себя бог знает какие неприятности.
Как бы ни менялись его взгляды на то, кто может оказаться союзником, а кто — врагом, он должен, решил Ингри, заботиться не только о репутации Йяды, но и о своей собственной, иначе охрану пленницы могут поручить кому-нибудь другому. Однако позволить себе улыбнуться он мог — и улыбнулся. Он мог позволить себе коснуться руки Йяды, с официальной вежливостью поднося её к губам. Аромат кожи Йяды, казалось, обострил все его чувства. Близость девушки была столь ослепительна, что Ингри с трудом сохранил самообладание.
Отчаянное ответное пожатие, такое крепкое, что ногти её впились в кожу Ингри, было единственным способом, которым Йяда могла сообщить: «Я тоже это чувствую». Она пригасила улыбку, ограничившись любезным кивком высокородной дамы, и позволила Ингри отодвинуть для неё кресло. Лакеи начали
