перенести в свою спальню. Когда Джейн укладывала стопку трусиков, ее пальцы нащупали стеклянный пузырек с таблетками. Это был декседрин, возбуждающее наркотическое средство из группы амфетаминов, которое иногда прописывают при депрессии или состоянии глубокой апатии. На дне пузырька оставалось еще с дюжину таблеток. Джейн взяла лекарство и тоже положила в чемодан. Вид собранного «багажа» придал ей уверенности. У нее вдруг возникло смутное ощущение, что когда-то она жила именно так: с готовым чемоданом под рукой, способная по первому же телефонному звонку сорваться с места и уехать, с таблетками в кармане, позволяющими всю ночь бодрствовать и быть начеку. Интересно, кому больше всего подходит такой образ жизни? Торговым агентам… репортерам… бедуинам… преступникам в бегах…

«Скорее всего кто-то тебя преследовал, — тотчас поправилась Джейн, — негодяй, собиравшийся тебя убить, тот, кто в конце концов осуществил свое намерение».

Она вытянулась на кровати и включила телевизор, убрав звук. Если Крук бросит ее на произвол судьбы, у нее по крайней мере будет возможность выжить, обшаривая карманы туристов в развлекательных кварталах Лос-Анджелеса — на Оливер-стрит, в Сансете. Как это, наверное, возбуждает — первое прикосновение пальцев к бумажнику, еще теплому, чуть влажному от близости к горячей мужской плоти! Его сыроватая и податливая кожа в этот момент кажется живой. Потом ты открываешь бумажник, словно вспарываешь ножом брюхо рыбы, чтобы ее выпотрошить. У бумажников внутренности зеленые — отличного долларового цвета. Только в этом случае рыбак все делает наоборот: внутренности оставляет, а тушку выбрасывает…

Джейн промокнула салфеткой выступившие на лбу капли пота.

«Было ли это уже когда-нибудь в твоей жизни, или ты фантазируешь? — спросила она себя. — Не навеяны ли подобные образы фильмами или книжными историями?»

Она вспомнила, что Крук ей рассказывал об одной больной, которая из-за травмы шейного отдела позвоночника перестала отличать реальное от воображаемого. Несчастная верила в то, что персонажи телесериала жили в соседней комнате и она могла следить за всеми их злоключениями через небольшое, снабженное кнопками окошко, установленное рядом с ее кроватью. «Я знаю, что это нехорошо, — повторяла она, — но никак не могу удержаться от соблазна наблюдать за ними». Однажды Крук увидел, что она накинула на телевизор полотенце: речь шла о «занавесе», который «задвинула» больная, дабы уберечь частную жизнь своих «соседей» от посторонних глаз. «Теперь я больше на них не смотрю, — с облегчением призналась она врачу, — только слушаю разговоры. Все-таки это менее нескромно».

«А если я принимаю себя за героиню романа, который прочла незадолго до того, как меня ранили?» — размышляла Джейн.

Такое вполне могло произойти. Кристиан Шейн, обожаемый медсестрами красавец практикант, однажды поведал ей историю об одном кассире, служившем в банке. Он получил пулевое ранение в голову во время налета гангстеров и впоследствии не мог ничего выговорить, кроме последних слов, которые слетели с его губ в момент нападения: «Нет, мне не известна комбинация цифр!» Десять лет он повторял эту единственную фразу, произнесенную им в тот роковой миг, который перевернул всю его жизнь.

«Может, я как раз только что прочитала детектив, который меня захватил, — рассуждала Джейн, — и обрывки сюжета оставили неизгладимый след в моем мозгу? И теперь они время от времени всплывают на поверхность подобно ложным воспоминаниям? Крук же все объяснил: мозг не выносит пустоты, он стремится непременно заполнить ее и не слишком разборчив в средствах».

Джейн покачала головой. Нет, это не объяснение. Она не могла читать в прежней жизни детективы по той простой причине, что предпочитала наслаждаться поэзией викторианской эпохи! Триллеры, книги «черной» серии — она пристрастилась к ним лишь во время выздоровления.

Наступил вечер. Джейн мучительно хотелось есть, но разлившаяся по телу усталость не давала ей подняться и отправиться на кухню. Она зевнула, вытянула руки вдоль тела и задремала, убаюканная однообразными движениями мелькавших на экране телевизора безмолвных фигурок.

Наверное, была уже полночь, когда ей вдруг почудилось, что кто-то ходит по парку. Вглядевшись в темноту, она увидела, что к стене прижалось чье-то лицо: человек словно пытался рассмотреть, что делается внутри. Джейн боролась изо всех сил, чтобы преодолеть сон, сознавая, что она напрасно бездействует, в то время как, двигаясь вдоль стены, незнакомец медленно приближается к спальне. Он не смог бы влезть внутрь — ведь окна, по сути, отсутствовали, но его деформированное, расплющенное о стекло лицо было настолько отвратительным, что внушало Джейн ужас. Она хотела закричать, схватить первый попавшийся предмет и запустить им в гнусное видение. Как завороженная, Джейн не могла, оторвать взгляда от искаженных черт курносой, приклеившейся к стеклу физиономии монголоида, вглядывавшегося в темноту. Незнакомец в полной безнаказанности обошел весь дом, время от времени нанося по стеклянным стенам удары кулаком, будто пытаясь обнаружить хоть какое-нибудь отверстие. «Наверняка уже давно сработала сигнализация, — сказала себе Джейн. — Главное — сохранять спокойствие: скоро явятся полицейские, не пройдет и пяти минут, как они будут здесь».

Однако непрошеному гостю никто не собирался мешать. Теперь Джейн могла рассмотреть его как следует. У него были раскосые глаза и смуглая, красновато-кирпичная кожа индейца, маленький рот, заключенный в скобки двух перерезающих кожу глубоких морщинок, по плечам на ветру полоскались длинные иссиня-черные волосы.

Он находился всего в трех метрах от Джейн — их разделяла только стенка из противоударного стекла. Он смотрел на ее постель, опершись ладонями о стену.

«Пальцы, — лихорадочно подумала Джейн. — Он оставит отпечатки. Нужно сказать полицейским, чтобы их обнаружили».

Но индеец, как будто прочтя ее мысли, злобно ухмыльнулся и, достав из кармана кусок ткани, принялся тереть стену в тех местах, которых он недавно касался. Его губы шевелились, словно он хотел сказать что- то. Смысл высказывания она могла бы понять, если бы не была так напугана. «Я вер-нусь-и-те-бя-убью…» — почудилось ей.

Потом Джейн, кажется, потеряла сознание. Когда она открыла глаза, то увидела, что лежит, свернувшись калачиком, в ванне, ее ребра ныли от соприкосновения с эмалированным дном. Она совершенно не помнила, как покинула постель и нашла убежище в ванной. Но почему она спряталась в ванне, а не в шкафу, например?

«Потому что в отличие от стенок шкафа стенки ванны достаточно толстые, чтобы отразить пулю», — подсказал ей голос «инструктора», вновь зазвучавший в ее голове.

Она с трудом встала, солнце уже всходило. Хотя кондиционер прогрел помещение — ночью температура воздуха была очень низкой, — Джейн стучала зубами. Видела ли она кошмарный сон? Или ночью действительно кто-то пробрался в дом? Почему в таком случае не сработала сигнализация?

«Это возможно, если на ночном госте был комбинезон, поглощающий радиоволны, — подсказал голос. — Такая экипировка существует. Специалисты многих подразделений ЦРУ ею оснащены. Принцип действия тот же, что и у самолетов-невидимок».

Джейн покачала головой. Бред какой-то. Она видела сон, вот и все. Неужели всего лишь сон? Удивительная материальность образов, вплоть до мельчайших деталей, абсолютная жизненность того, что происходило, — все говорило против этой версии. Она встала и пошла в спальню, приблизившись к стене, за которой вчера стоял человек.

На лужайке не было никаких следов, что само по себе еще ничего не доказывало. В этом месте трава слишком густа, чтобы мог сохраниться какой-нибудь отпечаток. Зазвонил телефон, заставив Джейн вздрогнуть. Это был Найджел Крук.

— Простите, — сказал он. — Я не мог позвонить вам раньше, «Боинг-747» разбился при подлете к Лос- Анджелесу, так что со вчерашнего дня операционные переполнены, и я валюсь с ног. Как у вас дела?

— Ночью кто-то приходил, — не смогла удержаться Джейн. — Какой-то мужчина… Он смотрел на меня через стену и сказал, что явится снова.

На том конце провода воцарилось молчание, потом Крук произнес тем слишком спокойным тоном, который обычно принимают врачи, если разговаривают с сумасшедшими:

— Расскажите мне все, Джейн, не спешите, не упускайте подробностей.

Молодая женщина пожалела о своих словах. Какая досада, что они вырвались у нее и она не смогла их остановить! Джейн постаралась как можно более хладнокровно изложить факты, контролируя свой голос.