День близился к вечеру. За прозрачной стеной парк становился все темнее. «Спокойно, — подбадривала себя Джейн. — Скоро включится защитный экран, и тебе нечего бояться. Можешь спать как младенец — ночью никто не явится, чтобы свернуть тебе шею».
Забравшись в кресло, Джейн натянула на ноги полы махрового халата. Одна в абсолютно пустом доме, она умирала от голода рядом с холодильником, полным превосходных продуктов. Значит, с ней самой что-то не так? Мог ли кто-нибудь ответить на этот вопрос?
ГЛАВА 5
Когда вилла погрузилась во мрак, Джейн зажгла сразу несколько ламп, для чего оказалось достаточно просто поднести руку к фотоэлементу. Комнату залил неизвестно откуда струившийся свет (вероятно, нити накала были спрятаны внутри стеклянных перегородок), создавая вокруг атмосферу северного сияния. Стоя перед прибором и пробуя разные комбинации, Джейн в конце концов включила радио. Антенна была настроена на радиостанцию, находившуюся в Аризоне и вещавшую на языке индейцев навахо. В вечерней музыкальной программе звучала типично индейская музыка в стиле «паувау». Джейн решила принять легкое снотворное, которое при выписке передала ей медсестра. Она боялась, что не сможет уснуть, поскольку бессонница вызывала у нее невыносимые головные боли, нередко длившиеся до конца следующего дня.
Пройдя за водой на кухню, она на этот раз обратила внимание на вещи, рассказывающие о трагически оборвавшейся жизни семьи: трехлетней давности календарь с помеченными датами деловых встреч, пожелтевшие от времени записные книжки, детские рисунки, прикрепленные цветными магнитами к дверце холодильника. На самом большом был изображен устремляющийся к солнцу желтый самолет с тремя пассажирами на борту, а ниже детской рукой выведена подпись: «Завтра отправляемся в полет. Пилотом будет папа. Вот здорово!»
Джейн стала рассматривать календарь, прикрепленный кнопками к висевшему на стене панно из пробковой коры. Кто-то обвел красным кружком четверг 12 мая 1993 года. «Аэродром, 8 часов», — прочла она. После выделенной даты на календаре пометок не было.
«Их ждала смерть, — подумала Джейн, — а они ничего не подозревали».
Сосредоточившись на этой мысли, она попробовала определить, не вызывала ли она в ней грусти. Ей было страшно обнаружить в себе только безразличие.
«Если тебя это заботит, — прошептала она, — ты не безнадежна. Когда ты действительно превратишься в робота, не будешь задавать себе подобных вопросов».
Джейн окинула взглядом кухню: сверкающая утварь, совершенная бытовая техника — самый образцовый ресторан не мог быть оборудован лучше. Она достала с полки стакан — и не тот, что стоял с краю, а из глубины. Не зная, почему поступает именно так, Джейн была уверена, что это необходимо, вот и все. Не притронувшись к бутылкам с первоклассным шампанским «Лоран-Перье», она довольствовалась простой водой из-под крана. Джейн твердо решила ничему не удивляться, а следовать своим побуждениям, не пытаясь их анализировать. Возможно, позже она узнает, какой в этом резон. Казалось, отныне все ее действия подчинены строжайшим принципам, которые она не смеет нарушить, ибо над ней нависла угроза, смысл которой пока от нее скрыт.
«Психолог назвал бы мое состояние паранойей», — пришло ей на ум. Запив водой таблетку, она прошла в спальню, разобрала постель и легла, вытянув руки вдоль тела. В пустых комнатах автоматически выключился свет. Джейн осмотрела спальню. В высеченном из камня книжном шкафу было множество этнологических трудов об американских индейцах, полочки украшали безделушки: старинные индейские трубки, кожаный мешочек колдуна для хранения фетишей, поделки из кости и перьев. На ночном столике лежал покрытый пылью роман викторианской эпохи с засунутым между страницами клочком бумаги.
«Раньше я могла заинтересоваться такой литературой, — вздохнула Джейн. — Интересно, сколько времени провалялся здесь томик в ожидании своей читательницы, которую ее горе-авиатор муж превратил в кровавое месиво?» Уступая любопытству, Джейн взяла книгу и прочла записку. Половинка листа, испещренная женским почерком, представляла собой список косметических средств. Речь шла о кремах против морщин, замедляющих старение кожи. Джейн прыснула.
«Нервный смех, — поспешила она оправдаться. — Мне смешно не потому, что меня забавляет чужое горе. Я — как те люди, что не могут сдержать приступа безумного хохота на похоронах. В душе я не такая уж и плохая».
Ей захотелось поскорее погрузиться в сон. Сейчас она растворится в темноте и проспит до утра. Опасаться нечего: окна не открываются, и в дом можно проникнуть, только проделав в стене брешь с помощью динамита. Все отлично, теперь она наконец расслабится. Стеклянные стены — любопытная затея, у Джейн создавалось впечатление, что она лежит на открытом воздухе, посреди лужайки. И внутри дома перегородки были прозрачными, кроме нескольких интимных уголков, требующих уединения, где предпочтение отдавалось матовому материалу. В общем, теперь Джейн предстояло приспосабливаться к новой жизни — за стеклом.
Вскоре Джейн провалилась в сон, оказавшись в краю, где в полумраке по каменистым тропам скакали красные взмыленные кони, высекая снопы искр железными подковами.
Проснулась Джейн от холода. Она лежала на чем-то твердом, пахнувшем средством для дезинфекции. Перекатившись на бок, она поняла, что лежит на кафельном полу кухни (вот почему у нее ныли все кости!), а солнце светит ей прямо в глаза. Ей так и не удалось вспомнить, когда и зачем она вставала ночью. Может, ей захотелось пить и она упала в обморок, не дойдя нескольких метров до раковины?
Вдруг у Джейн появилось ощущение, что с ней что-то не в порядке. Как она одета! Ее наряд выглядел странным: рабочий халат, короткие носки, стоптанные туфли. Руки по локоть утопали в огромных резиновых перчатках, которые домохозяйки обычно используют при мытье посуды.
Пытаясь подняться, Джейн оперлась на сиденье стула. Что-то стесняло ее движения на уровне живота, словно к бедрам были подвязаны подушки для придания телу округлости. Она ощупала себя правой рукой. Так и есть! В то время пока она спала под действием снотворного, кто-то ее переодел, чтобы превратить… В кого же?
Джейн поискала глазами зеркало. Когда же увидела свое отражение, из ее груди вырвался изумленный возглас: она состарилась по меньшей мере лет на десять! Неведомый шутник потрудился над Джейн, сделав из нее пожилую особу. Кожа приобрела оливковый оттенок, рот ввалился, под глазами появились темные круги. Чья-то рука даже не поленилась вывести морщины у нее на лбу, причем все было исполнено с ловкостью художника-гримера, работающего в театре или кино. Метрах в пятнадцати иллюзия была полной: от стройной белокожей Джейн не осталось и следа. Теперь она обладала внешностью мексиканской матроны с толстым животом, волосы которой полностью скрывались под косынкой с ярким латиноамериканским узором.
Возможно, при иных обстоятельствах маскарад показался бы Джейн забавным, но она очень испугалась и принялась дрожащими руками стаскивать с себя пестрые лохмотья. Кто сыграл с ней эту глупую шутку? Где прячется злоумышленник, неужели здесь, в доме?
Сорвав с себя все до последней нитки, Джейн задрожала от холода и побежала в спальню. На пороге она остановилась как вкопанная. На туалетном столике царил страшный беспорядок. Кремы, пудра, румяна валялись вперемешку с грязными бумажными салфетками и носовыми платками. Значит, ее гримировали здесь? Но почему она не проснулась, ведь снотворное было совсем слабым? Если только не использовали хлороформ, чтобы усыпить ее как следует, но в таком случае ее бы сейчас тошнило.
Она набросила на плечи махровый халат, валявшийся на краю постели. «Если в доме никого нет, значит, ты сама…» — подумала Джейн, стараясь не поддаваться панике, которая охватывала ее все больше. Приступ сомнамбулизма? В больнице психиатр просто донимал ее вопросами на этот счет, но Джейн всегда отвечала на них отрицательно. Нет, она не встает по ночам. Нет, она никогда не оказывается утром в другом месте, о котором не может вспомнить. «Не следует этого стыдиться, — говорил ей тогда врач. — По своему механизму приступ сомнамбулизма напоминает театр одного актера, аналогичный сну. Его можно рассматривать как инсценировку скрытого конфликта или тайной тревоги, которые наяву никак себя не проявляют».
Сев перед зеркалом, Джейн стала лихорадочно счищать с лица грим. Кто-то не пожалел жидкой пудры: ее слой был настолько толстым, что лицо казалось накрахмаленным. Кто же это сделал?
