Я уволюсь с работы, чтобы развязать себе руки, и меня никто не станет задерживать…

Она говорила все это больше для себя, не уверенная, что Робин ее слушает. Ребенок сидел за столом, не поднимая глаз, по-прежнему непроницаемый, отчужденный. Да, нелегко будет его приручить. Но она должна попытаться завоевать сердце мальчика, заслужить его доверие. И это совсем не так просто, как она сначала представляла.

– Сейчас я пойду на работу, – объявила Санди, поднимаясь со стула. – Мое поведение не должно измениться, иначе у них возникнут подозрения. Старайся побольше отдыхать, ты очень бледный. Поройся в книжном шкафу, там много интересного.

Санди чувствовала, как фальшиво звучат ее слова, с какой неловкостью она себя ведет, и ушла, так и не осмелившись поцеловать ребенка на прощание.

«У меня еще нет на это права, – думала она. – Возможно, позже, когда я сумею получше себя зарекомендовать».

В лифте Санди не могла отделаться от ощущения, что во взглядах соседей скрыта тайная недоброжелательность. Все, разумеется, знали, что она была как-то связана с полицией и последним громким делом. Вероятно, слухи об изнасиловании, жертвой которого она стала, дошли и сюда. В домах с хорошей репутацией этого не любили. Рано или поздно она получит приглашение к управляющему, где ей в завуалированной форме дадут понять, что отныне ее присутствие здесь нежелательно и наилучший выход – выставить квартиру на продажу. О, конечно, хлопоты возьмет на себя служба по недвижимости, отвечающая за сохранность жилого фонда, там очень квалифицированные сотрудники, ей не о чем беспокоиться… С одной из пациенток Санди случилось нечто подобное. Отказавшись поддаться давлению, она была подвергнута жесточайшей обструкции: жильцы перестали с ней здороваться, и женщине пришлось испытать на себе тысячи мелких оскорблений и бытовых неурядиц, которые касались почему-то именно ее квартиры.

Нет, Санди поступит по-другому – сразу уедет. Впрочем, она немедленно подаст заявление об увольнении, сказав, что прекращает сотрудничество с Федеральным бюро, чтобы год провести дома и заняться своим здоровьем. Никого не удивит такое решение, ведь всем известно, что женщины, подвергшиеся насилию, не могут сразу вернуться к нормальному образу жизни. Под этим благовидным предлогом она растворится в небытии… вместе с Робином.

В офисе она встретилась с Миковски, который, судя по всему, пребывал в мрачном расположении духа. Уж кто-кто, а Санди прекрасно понимала своего начальника. Дело, которое он считал своей козырной картой, рассыпалось у него в руках. Он рассчитывал на успешную поимку похитителей, надеясь подняться на очередную ступеньку служебной лестницы, а вместо этого ему чуть не влепили обвинение в применении ядерного оружия против двух жалких мышат. Средства массовой информации раздули невероятную шумиху, обыгрывая на все лады факт полного исчезновения тел во время взрыва, в то время как другие, выигрышные для него обстоятельства дела обходились молчанием и нигде не упоминались. И хотя следственная комиссия не нашла в действиях опергруппы ничего предосудительного и служебная репутация Миковски и его команды не пострадала, у всех оставалось чувство обиды и несправедливости.

«Он знает, что такой случай не предоставляется дважды, – думала Санди. – Возможно, это вообще был его единственный шанс. Карьера специального агента почти всегда базируется на одной блестяще проведенной операции. По теории вероятности, удача редко стучится в одну и ту же дверь два раза подряд».

Матайас не попал в яблочко, упустил поезд, который должен был доставить его на землю обетованную, где ждали успех и слава. Хуже того, «дело похитителей» оставит на его служебной биографии несмываемое пятно, и нечего уповать на оправдательное заключение внутреннего расследования: теперь в ней всегда будет сомнительное, неясное, вызывающее кривотолки место.

Сандра предложила хмурому, неразговорчивому Миковски пойти в кафетерий и выпить по чашечке кофе. Он искоса взглянул на нее, и она вздрогнула: ей показалось, будто он что-то подозревает.

Неужели она раскрыта? Миковски – сыщик от Бога, обладающий звериной интуицией разведчика, резидента, заброшенного на территорию противника и привыкшего жить в окружении врагов.

– Куда ты подевалась? – вдруг спросил Миковски, ощупывая пальцами края пластмассовой чашки, когда они уселись за столик. – После взрыва я тебя везде искал.

– Я очень испугалась, – солгала Санди. – Потеряла голову. Ты был прав, не стоило мне вас сопровождать. Вне себя от страха, я бросилась к машине. У меня было только одно желание: уехать из этого ада.

Матайас покачал головой, но Санди не поняла, удовлетворен ли он ее ответом.

– Знаешь, – проворчал специальный агент, – меня все время преследует одна мысль. Она бьется у меня в висках, и я не могу от нее избавиться.

– Какая мысль? – спросила Санди.

– Мне кажется, этот маленький негодяй Робин оставил нас в дураках, – продолжил Миковски. – Хочешь, расскажу тебе, как все происходило? Он заставил идиота Декстера устроить побоище, предварительно настроив его против полиции, а сам тем временем прихватил деньги, запалил бикфордов шнур, подведя его к взрывчатке, и укрылся в лесу в ожидании фейерверка. Когда здание взлетело на воздух, он, воспользовавшись паникой, перелез через ограду и удрал. В момент взрыва все были настолько ошарашены, что могли не заметить того, что происходило вокруг. Я убежден: Робин не погиб, а интуиция меня подводит редко. Уверен, что он сейчас бредет по какой-нибудь сельской дороге, в полной безнаказанности, с карманами, набитыми деньгами. Не забывай, он дьявольски умен. Мальчишка спрячет кубышку в надежном месте, взяв ровно столько, сколько необходимо для выживания. Когда все использует, придет пополнить запасы, и так далее…

– Матайас, – прервала его Санди, – Робин – десятилетний ребенок. Он не сможет находиться в бегах.

– Думал я и об этом, – произнес Миковски с нотками раздражения в голосе. – По моему мнению, он постарается нанять себе воспитателя, компаньона, опекуна, уж не знаю кого… или просто няньку – девицу, которая вместо него снимет квартиру и купит машину. Он поступит с ними, как с Декстером. Выберет кого- нибудь поглупее и начнет его обрабатывать. Женщину, например, очарованную его красотой. Простушку, которую он легко окрутит. Она и станет его нянькой, поможет ему вырасти. Через три года он изменится до неузнаваемости, как это часто происходит с подростками… Он провел нас, не сомневаюсь.

– Послушай, Матайас, – сухо промолвила Санди, – ты несешь чушь. Эта история выбила тебя из колеи, ты на ней зациклился. Никому не говори о своих предположениях, уж тем более коллегам: они решат, что ты тронулся умом.

– Ты права, – вздохнул специальный агент. – Придется держать язык за зубами… хотя это ничего не меняет: я уверен, что не ошибаюсь. Пойми, я обязательно должен был об этом хоть кому-нибудь рассказать. Ведь ты умеешь хранить профессиональную тайну?

У Санди сжалось сердце. Ей совсем не нравился взгляд, которым окинул начальник. Неужели он с ней играет? Намекает, что она помогла Робину бежать? Каждая фраза, произнесенная Миковски, приобретала в его устах двоякий смысл. Не собирался ли он ей сказать: «Мне известно, где мальчишка… Избавься от него, пока тебя не посадили за укрывательство преступника. Считай, что ты предупреждена. Сделай все необходимое до того, как я перейду в атаку».

Она молча допила кофе.

– Мы влипли в грязную историю, – грустно произнесла Санди, – которая доконала нас обоих. Я собиралась тебе сообщить, что решила уехать. Мне необходимо поставить на этом точку. Может быть, пройти курс лечения у психоаналитика. Надеюсь, что больше никогда не вернусь к работе в Бюро. Займусь чем-нибудь другим… психологией предпринимательской деятельности, например. Менее кровавое поприще…

Миковски посмотрел на нее ледяным взглядом, в глубине его зрачков зажглись недобрые искорки. Но может быть, ей только почудилось?

– Понимаю, – сказал он. – Тебе пришлось пройти через тяжелое испытание. Я почему-то все время забываю, что ты не полицейский.

Санди почувствовала волнение, убежденная в том, что плохо сыграла роль невинной жертвы и это не укрылось от Матайаса.