самомнения поубавило в нем это приключение.

Где только не побывал Питер за четыре года после этих событий, стараясь показать себя полезным и трудолюбивым членом общества, однако отлично понимая, что ничего из этого не получится. Пробовал стать старателем и время от времени действительно занимался старательством. Хотя он очень любил бродить по горам в поисках золота — и его это тянуло, — но влекло нечто большее, чем жалкий металл. Как очень скоро выяснилось, тяжелый труд старателя он ненавидел всеми фибрами души, и, посвятив этому занятию года полтора, приобрел славу самого незадачливого золотоискателя.

Получше обстояло дело с ремеслом ковбоя. Питер стал отличным наездником, долго учился управляться с лассо, пока его не признали непревзойденным мастером. Объездить коня или заарканить бычка стало для него приятным необременительным развлечением. А вот выполнять изо дня в день отличающую ковбойский труд однообразную рутинную работу ему было не по нутру. Вынужденное безделье выводило его из себя. Прослонявшись где-то без дела полдня, он бросал любое место. Правда, сооружать водопои или вытаскивать забравшихся в трясину коров нравилось ему ничуть не больше. Поэтому и среди ковбоев он числился в самых худших.

Тем, кто его видел, когда сбивали гурты для клеймения, или по весне, когда объезжали коней, он казался героем из героев, однако ни для кого не оставалось тайной, что он нигде не продержался больше трех месяцев. Поскольку с нормальной честной работой у него не получалось, Питер, естественно, пробовал попытать счастья за карточным столом, но, не желая мошенничать, проигрывал и то немногое, что зарабатывал трудом.

Так прошло четыре года, добавив на ладонях молодого Куинса мозолей; потемнели волосы, стали отливать медью; голубые глаза несколько выцвели и приобрели холодный оттенок, между ними залегла глубокая вертикальная складка; обострились черты лица. Добавилось твердых мускулов. Тело украсилось множеством шрамов, ибо, увы, приходится признать, что наш Питер родился и вырос драчуном.

Было бы приятнее сообщить, что Питер ввязывался в бесчисленные драки лишь тогда, когда его загоняли в угол или когда наглые негодяи стремились прибрать этого красивого золотоволосого юношу к рукам. Но это совсем не соответствовало истине. Несмотря на небесную красоту, свирепея, Питер скорее становился похож на карающего ангела, и те, кто его знал, не поднимали на него руки, подобно тому как простые псы не оскаливают зубы на бультерьера.

Но в том-то и состоит горькая правда, что Питер любил еще драться и ради самой драки. Он шел на все, лишь бы в нее ввязаться. Дрался на ножах, револьверах, кулаках или, страшнее всего, чем попало, безо всяких правил. Находил парня поздоровее и всеми силами старался затеять с ним ссору. Исподволь доводил его до кипения. Прикидывался трусом, дабы заставить того полезть на рожон, чтобы не опозориться в глазах других.

Правда, Питеру не всегда везло. Однажды здоровенный швед, чемпион среди борцов, чуть не задушил его в мертвой хватке. С трудом отдышавшись, хитрец влез к шведу в доверие и долгое время ходил у него в приятелях, пока не перенял все его приемы, а дальше с их же помощью публично разделался со своим противником. Ни тебе благородства, ни великодушия; но таков уж Питер Куинс.

В другой раз он напоролся на итальянца, не признававшего никакого оружия, кроме ножей. Питер не успел моргнуть глазом, как два длинных узких лезвия уже торчали в его анатомии. Отлежав три месяца в постели, он отыскал итальянца и, прибегнув к лести, выудил из парня все, что тот знал об искусстве борьбы с ножом. Овладеть всеми этими приемами Питеру не составляло труда. Врожденное стремление уничтожать подкреплялось тугими мускулами и стальными нервами. В результате все эти ценные сведения схватывались на лету. Он научился метать нож легким незаметным движением кисти или же, взяв за кончик лезвия большим и указательным пальцами, заставить его вращаться в полете.

Потом, по своему обыкновению, Питер затеял со своим учителем ссору. Не то чтобы он хотел отомстить или отплатить неблагодарностью. Просто не видел другого способа проверить на практике приобретенные навыки. Они схватились, и хотя итальянец не умер от ран, Питеру пришлось полгода оплачивать за него больничные счета.

Случались и другие неудачи. Однажды, например, громадный негр, разозлившись, швырнул в Питера тяжелое кресло, которое вместе с ним вылетело в окно. Битым стеклом нашего искателя приключений изрезало до неузнаваемости. Поправившись, он добрался до негра, хотя для этого ему пришлось прогуляться до Нового Орлеана. Цветного джентльмена похоронила община. Питер же благополучно вернулся в свои места.

Приходилось драться и на револьверах, но с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать, не часто. Как раз в этом возрасте на его пути повстречался знаменитый Джим Кроули, и Питер уложил его в честном поединке на виду у всего города. Разъехавшиеся по разным местам очевидцы, естественно, делились впечатлениями, и в результате любители подраться остерегались стычек с Куинсом с оружием в руках. Таким образом, ему стало негде оттачивать самое важное его искусство. Но тем не менее, не пропуская ни дня, он практиковался в нем с фанатическим рвением, с грустью, однако, отмечая, что так и не придется его применить. А пока что участвовал в любых драках, какие только попадались под руку.

Не удивительно, что он не пользовался лестной репутацией у местных шерифов. И несомненно, меньшей популярностью, чем у шерифов, он пользовался у имевших дочек на выданье мамаш. Ибо Питер постепенно приобрел дурную славу как известный развратник и дебошир.

То ли притягивало имя, то ли так ему на роду написано, но на его пути обязательно встречалась Мэри. Верно, случались и другие увлечения, но самые важные, самые значительные неизменно связывались с девушками по имени Мэри. Свою третью Мэри, норвежку с золотистыми волосами и такой нежной кожей, что страшно притронуться, он нашел в Монтане. Она напоминала светлого ангела, словно явившегося из другого мира. Бурная любовь длилась три дня, еще неделю, как ему казалось, он был счастлив. А потом, вспомнив о золотой жиле, о которой услышал годом раньше от одного умиравшего старателя, отправился на юг. Питер яростно копал целый месяц и уже совсем забыл о Мэри, когда к нему в лагерь явились три рослых блондина, которые чинно уселись у костра и сообщили, что приехали за ним, чтобы отвезти к сестре. Куинс закурил и ласково улыбнулся. Подраться с каждым из троих здоровых ребят доставило бы удовольствие на целый день. Но тут они приносили себя в жертву все сразу, можно сказать, шли на массовое заклание. Итак, Питер поднялся и двинул ближайшего в челюсть. Потом бросился в ноги второму и почувствовал на себе двести фунтов железных мускулов и твердых костей, движимых львиным сердцем. Однако и Питер не уставал наносить молниеносные сокрушительные удары. Противник распластался на земле, а Питер принялся за третьего и тоже сбил его с ног. После чего все трое поднялись с земли и двинулись на него всей кучей.

Произошло славное сражение. И когда наконец один упал ничком со сломанной челюстью, у второго заплыли оба глаза, а третий, ударившись плечом о землю, не мог уже поднять руки, Питер, усевшись ему на спину, призвал в свидетельницы светлую луну, что судьба подарила ему самый счастливый вечер в его жизни.

Так кончился роман с Мэри номер три. Четвертая Мэри, приехавшая из Бостона на ранчо к отцу, увидев Питера, восторженно заявила, что тот будто сошел с полотна итальянского художника. На следующий день она уже танцевала с Питером на сельской вечеринке, и это стало началом конца их романа. Она забыла об осторожности. Пару недель они ходили счастливые как голубки, а в округе как ком росли разговоры об этом романе. И тут Питер встревожился — гостья из Бостона принялась планировать его будущее, которому, разумеется, следовало начаться с университетского курса, желательно в Гарварде. Но этим дело не кончалось. Кроме того, ему надлежало обязательно окончить училище культуры. Жизнь сильно осложнялась.

— Послушай, Мэри, — в один прекрасный день спросил Питер, — почему ты вообще обратила на меня внимание и продолжаешь общаться с таким неотесанным деревенщиной, как я?

— Ну знаешь, — ответила Мэри, — разные бывают девушки.

— В таком случае, — сказал Питер, — когда мы уедем на Запад, я большую часть времени буду проводить с другими девушками.

— Питер! — рассердилась она.

— Ну?