Это немедленно показало мне дистанцию, отделявшую меня от Бобби Мид. Легко говорить, что все люди рождаются равными и свободными, но те, кто имеет деньги и привилегии, всегда обречены возвышаться над менее везучими собратьями, прозябающими в бедности и вынужденными самостоятельно пробивать себе дорогу в жизни.

Нечего удивляться, что Роберт Мид хотел держать меня подальше от своей дочери с того самого момента, как она проявила интерес к простому ковбою, не отягощенному ничем, кроме того, что на нем надето.

Я тяжело переживал все это, сидя под деревьями и наблюдая, как темнота постепенно поглощает дом и в окнах зажигаются огни.

Но было там и кое-что, стоившее гораздо большего внимания, чем дом и огни: на террасе, о которой я уже упоминал, стали появляться люди. Я видел, как они прохаживаются взад-вперед. И больше всего меня поразило, что ходившие дозором мужчины были вооружены двуствольными обрезанными дробовиками. Такие короткоствольные обрезы — и не ружья вовсе, а настоящие орудия убийства!

Я вспомнил волевой подбородок и решительный взгляд Роберта Мида. Да, теперь мне представили недвусмысленное доказательство, что и характер у него под стать внешности!

— Это место — там, братишка, — ткнул пальцем Лэнки. — Я про эту их гостиную. И точно в девять тридцать — чуть больше чем через час — ты должен войти туда, потому как, насколько я понимаю, именно там они усядутся после ужина с кофе и прочим. Что скажешь?

И, выкладывая мне все это, Лэнки довольно посмеивался! Помню, с какой ухмылкой он сел на землю, поджав колени к груди и продолжая хихикать, да так громко, что я диву давался, почему люди на террасе ничего не слышат.

— Неужели это такая веселая шутка, Лэнки? — спросил я его с горечью. — Может, мне и удастся войти в их гостиную в девять тридцать, вот только я наверняка буду чрезмерно перегружен картечью, когда там окажусь.

— Да, на вид задачка вроде бы невыполнима, правда? — засмеялся Лэнки. — Но если хорошенько поразмыслить, трудно найти что-либо и впрямь невозможное. Поскольку у людей, в отличие от животных, есть не только руки и ноги, но еще и мозги.

Он опустил колени и потер костлявые ладони одну о другую так энергично, что я услышал шуршание кожи.

— Так каков же ответ? — не вытерпел я, чувствуя, что пауза затягивается.

Лэнки ничего не ответил. Потянулись долгие минуты ожидания. Около девяти часов я заметил неясные, силуэты нескольких людей, входящих в расположенную за террасой комнату. Их было хорошо видно, поскольку ближняя к нам стена комнаты являла собой сплошную череду французских окон — двустворчатых, от самого пола, лишь слегка прикрытых тонкими, как паутина, занавесками. Я знал, что сейчас около девяти, так как перед самым появлением на веранде людей до нас донесся бой часов.

А когда эти самые часы пробьют в следующий раз, мне предстоит войти в эту комнату и выпить чашку кофе!

Не стану скрывать: думая о такой перспективе, я обливался потом. Меж тем, когда я, запинаясь, повторил вопрос, у Лэнки все еще не было ответа.

Спустя какое-то время он вдруг встал и тихо растворился среди деревьев, пока я рассеянно размышлял о том, как удается его огромным лапам так бесшумно ступать по земле. Утешала меня только одна надежда: возможно, Бобби Мид поймет, что мой посланец вышел за рамки дозволенного и наболтал лишнего, а у меня самого таких бредовых намерений никогда не было.

Хотя, говоря от моего имени, Лэнки мог принять такой простецкий вид, что никому бы и в голову не пришло, что все сказанное — лишь плод его безудержного воображения! Нет, скорее всего, они решили, что я слабоумный, глупый хвастун!

Это навеки разлучило бы меня с Бобби. Но вообще-то я уже чувствовал, что всем моим мечтам — конец. Стоило только взглянуть на этот великолепный сад, огромный дом, где все дышало роскошью и богатством.

Тут наконец вернулся мой фантазер. В руке он нес что-то вроде змеи.

— Для чего нам веревка, Лэнки? — спросил я.

Я чуть слышно шептал, но ответ прозвучал так громко, что меня так и подбросило от страха.

— Да так, есть одна идейка. Осталось всего десять минут до нашего выхода на сцену. Ты готов, братишка?

Вместо того чтобы ответить, я задал новый вопрос:

— Но что это за идея, Лэнки?

— Сейчас покажу. Ты сам все поймешь, как только мы двинемся.

Я вздохнул.

— Может, предпочтешь идти вслепую? — полюбопытствовал долговязый. — Дело в том, что идейка у меня и в самом деле крохотная-крохотная.

Я отчаянно махнул рукой в темноту:

— Ладно, я воспользуюсь этим шансом, ведь ты уже вытаскивал меня из такой же крысиной дыры, как эта, Лэнки. Вот только, сдается мне, это все равно что самому лезть в петлю — ни за что ни про что.

— Значит, эта девушка для тебя — ничто?

— Хорошо, я готов, — буркнул я, поднимаясь.

— Встань-ка снова на карачки, — распорядился мой друг. — Как я понимаю, большую часть пути нам придется проделать ползком.

— Отлично, но я хотел бы напоследок привлечь твое внимание к одной небольшой проблеме, Лэнки, — остановил я его. — Эти короткоствольные дробовики, эти обрезы — они никогда не промахиваются. Они просто не умеют этого делать!

— Да, — весело признал Лэнки, — обрезы не мажут, это уж точно. Поэтому-то я и ломал голову так долго. Двигай за мной, Нелли.

И он пополз, всем телом припав к земле.

Мгновение спустя Лэнки уже изрядно удалился от нашего укрытия под деревьями. Я пополз следом. Сердце у меня так и выпрыгивало из груди — еще бы: яркий, ослепительный свет бил с каждой стороны веранды, а также из коридора. Настоящие фонтаны иллюминации разливались по всей лужайке перед домом! Светло как днем! Нет, хуже — если вспомнить о дробовиках!

Мы добрались до полосы невысокой живой изгороди, окружавшей часть лужайки, и я распростерся за ней, мечтая перевести дух и немного успокоиться, но Лэнки упорно двигался дальше. Я заметил, как свет ламп озарил его плечо — то, что чуть-чуть выступало из зарослей кустарника!

Итак, Лэнки, во всяком случае частично, оказался на освещенном месте. Но разве не мог часовой, бродивший взад-вперед по этой стороне террасы, заметить его? Конечно же мог! Мой друг здорово рисковал, желая удостовериться, что маленькое движущееся пятнышко могут и не увидеть!

О себе скажу одно: ползя вслед за Лэнки вдоль изгороди, я настолько съежился, настолько сократился в размерах, что смог бы, наверное, пролезть сквозь игольное ушко.

Двигаясь таким образом, мы в конце концов добрались до разрыва в живой изгороди. Здесь бегущая через лужайку гравийная дорожка рассекала кустарник, а за нею, в двух футах над землей, возвышался край террасы.

— Теперь, — зашептал Лэнки, как только я упал ничком позади него, холоднее, чем сама мать — сыра земля, — все, что нам нужно сделать, — это пересечь дорожку, не наделав шуму, в тот момент, когда караульный развернется и зашагает обратно. Я иду первым. Затем, не отставая, ты. Мы залегаем под краем террасы, и, когда он проходит мимо, я связываю его этой вот веревкой, а ты одним прыжком взлетаешь на террасу и заканчиваешь обход, отзываясь на углах точно так же, как это делал тот парень. Связав его, я займу твое место и буду, как полагается, разгуливать туда-сюда, а ты просто шагнешь в одно из этих здоровенных окон и потребуешь свой кофе. Слыхал когда-нибудь о чем-либо проще?

Меня просто затрясло от идиотского, прямо-таки истерического смеха. Пришлось крепко стиснуть челюсти, чтобы не расхохотаться по-настоящему. Уж очень рассмешило меня заявление Лэнки, будто нам