после того как…

Я повернулся к Дэну:

— Расскажи теперь ты! Что случилось? Что было с тобой?

— Мне больно видеть тебя в таком положении. — Дэн пропустил мой вопрос мимо ушей. — Но я буду с тобой, дружище. Я буду с тобой, даже если для этого потребуется влезть в ту же самую петлю, которую затянут вокруг твоей шеи! Только до этого дело не дойдет, ручаюсь. Я найму лучшего адвоката!

— Спасибо, — поблагодарил я, возможно, чуть-чуть суховато, но искренне. — Так что все-таки произошло у вас с Томом Экером в раздевалке?

— Я услышал в темноте голос, — начал рассказывать Дэн, — сразу после того, как погас свет. И мне показалось, что это голос Лэнки. Я был чертовски рад слышать его, уж поверь мне. В жизни не чувствовал себя счастливее! Лэнки, если это был он, угрожал Тому, а потом вроде бы хлопнула дверь в раздевалку, но при такой темени я конечно же ничего не мог увидеть. Короче, побрел я на ощупь туда, где, по моим прикидкам, двери следовало находиться, отыскал ее, вышел, и тут впереди как будто мелькнул неясный силуэт такого же длинного и тощего парня, как Лэнки. Я рванул за ним сквозь толпу, но скоро потерял из виду.

Тогда я подумал, что коли наш долговязый друг изловил Тома Экера, то наверняка потащит его на улицу, и в общей суматохе стал пробиваться к лестнице. Издали мне удалось-таки еще раз увидеть две поспешно удаляющиеся фигуры, причем один из этих двоих был очень высоким. Но они уже почти спустились. Я поскакал следом, но оба как будто растворились в темноте. В общем, я тут обегал все окрестности, но не нашел и следов. Наконец, весь измотанный, на последнем дыхании я возвращаюсь назад и вижу, что ты арестован. Как это произошло?

— Как? — повторил я. — Одному Богу известно, не мне! Думаю, Экеры заранее распустили слух, будто некий буян и задира собирается здесь кого-нибудь прикончить. А Лэнки, наверное, устроил так, чтобы погас свет. Что до всего остального — у меня в голове полная мешанина. Знаю только, что Джош Экер мертв, а меня, скорее всего, повесят за его убийство!

Итак, меня привезли в тюрьму, и там, в дверях, Дэн Порсон пожал мне на прощанье руку и поклялся, что они с отцом будут защищать меня до последнего. Я провожал его взглядом, пока не закрыли дверь.

— Он настоящий друг, этот Порсон, правда? — спросил шериф.

— Да, с этим у Дэна все в порядке, — подтвердил я.

— Да-да, уж у него-то все в порядке, насколько я понимаю, — проворчал Мэйс. — Вот только говорит очень много, как я заметил.

Мы вошли в здание, и там меня должным образом зарегистрировали как Нельсона Грэя, родившегося у таких-то и таких-то родителей, в такое-то время и в таком-то месте. Я имел определенный рост и вес, но никаких особых примет. Волосы — каштановые, глаза — серые, телосложение — среднее. Похоже, я оказался «средним. « во всех отношениях — по каждому пункту регистрационного листа.

— Ты принадлежишь к тому типу людей, которых трудно найти в случае необходимости и очень непросто выследить, — признался шериф. — Чертовски хорошо, что, как правило, такие «средние» джентльмены не совершают преступлений, иначе нам приходилось бы проделывать чертовски сложную работу, чтобы поймать их и привлечь к ответственности!

Затем он записал, в каком преступлении я обвиняюсь.

«Убийство»!

Я стоял и смотрел, как рука шерифа старательно выводит на листе бумаги это слово, но в тот момент оно значило для меня не больше любого другого. Я все еще не оправился от шока, и ничто на этом свете меня не трогало: сколько ни дави на кнопку, если электричество отключено, звонок не издаст ни звука.

Меня обыскали и отняли револьвер. Помню, как шериф, осмотрев его, похвалил меня за содержание оружия в образцовом порядке.

— Хороший кольт прослужит мужчине всю жизнь, если за ним как следует ухаживать, — сказал Мэйс. — Но молодые в основном таскают оружие только для красоты и позволяют ржавчине сглодать его изнутри, а сами за год не могут научиться попасть в стену сарая. Но кольт, который сейчас у меня в руках, я назвал бы трудягой, рабочей лошадкой. Этот револьвер весь день наготове, да и по ночам не смыкает глаз, ожидая момента, когда его попросят высказаться.

Я помню, как слушал этот монолог сквозь густой туман в голове, а потом шериф отвел меня в камеру и запер дверь. Там я сразу же почувствовал такую страшную усталость, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Я будто подкошенный рухнул на койку, а Лорен Мэйс, задержавшись еще на мгновение у решетки, сказал:

— Желаю удачи, малыш. Друзья Бобби Мид — мои друзья. Спокойной ночи.

И действительно, ночь у меня прошла-таки спокойно — без снов, без метаний в постели. А утром я со вздохом проснулся от того, что услышал голос (как мне показалось, нашего повара), кричавший:

— Вставай! Подъем!

Но нет, это был не повар. Кричал какой-то прохожий на улице.

На завтрак я получил бекон, яйца, оладьи из муки грубого помола, черную патоку и кофе — сколько влезет. А на десерт дали апельсин.

Меня даже разобрало любопытство.

— Послушай, Джордж, если ты так замечательно кормишь здешних постояльцев, то, хотел бы я знать, почему все горожане не стремятся попасть в тюрьму? — спросил я негра, который принес завтрак.

— У нас тут бывает много всякого народу, мистер, — ответил он, — но редко кого кормят так хорошо, как вас. Сюда их посадили не за то же самое…

Я понял, что он имеет в виду. Обвиняемые в убийстве имели кое-какие мелкие привилегии, как будто закон хотел немного скрасить оставшиеся им считанные дни. Я вспомнил, что тем, кого перед казнью отправляли в камеру смертников, когда-то позволялось удовлетворить последнее желание.

Но даже столь мрачный намек Джорджа не испортил мне аппетита, потому что, когда наступило утро и кофе прояснил мозги, прогнав остатки вчерашней усталости, я мог четко и подробно вспомнить все случившееся накануне и подвести итог.

По моим представлениям (а их, я мог поклясться, должен был разделить всякий здравомыслящий обитатель штата), я не совершил ничего противозаконного. Друг, попав в беду, попросил меня о помощи. Я пошел с ним. Двое пригласивших его сюда парней, по сути дела, загнали нас в угол. Защищаясь, я убил одного из них.

А что касается клеветнических показаний Реджинальда Ченнинга Картера — что ж, при ярком свете дня этот тип наверняка не посмеет открыть рот и повторить такую наглую ложь!

К тому же за мной стояло все богатство поместья Порсонов — уж они-то, бесспорно, в состоянии нанять мне лучшего адвоката. Так к чему беспокоиться о наказании? О нет, тюрьма станет для меня чем-то вроде санатория. А когда я выйду отсюда, все конечно же будут относиться ко мне с большим уважением, чем раньше, — после всех этих событий я вырасту в их глазах. Не исключено, что старик Порсон даже сделает меня одним из управляющих ранчо, а то и поможет обзавестись маленьким клочком земли, о котором я так давно грезил. Это позволит мне стать хоть и мелким, но все-таки скотовладельцем с собственным клеймом.

Я просто сойду с ума от счастья, когда увижу, как мое личное тавро впервые появится на боку моего собственного теленка. И чуть ли не полдня я размышлял, какую форму выбрать для своего клейма!

И вот, сидя с тюрьме, я чувствовал себя вполне довольным жизнью и судьбой. Только мысль об убитом мною человеке возвращалась снова и снова, и тогда ужасные тьма и холод охватывали душу и тело. В такие минуты я отчетливо осознавал, что именно я, Нельсон Грэй, собственноручно лишил жизни человеческое существо!

В тот день произошло несколько важных событий.

Первым из них стал визит репортера «Вечернего вестника». Точнее, и репортера, и главного редактора в одном лице. Этот господин, с физиономией, похожей на мордочку хорька и бегающими, непрестанно помаргивающими глазками-бусинками, явился во всеоружии — прихватив целый набор остро заточенных,