– Это единственная причина, по которой я все еще нахожусь здесь! Не будь этого, я бы давно плюнул на ваше грязное корыто, которое вы называете лодкой.

– Мне было жаль тебя, – запальчиво сказала Мелантэ. – Но сейчас уже нет. Как у тебя хватает совести говорить так о моей семье?

– Я говорю только правду, – угрюмо ответил он. – И если это избавит меня от твоей жалости, девушка, я буду только счастлив.

В напряженном молчании они дошли до берега, у которого стояла «Сотерия». Лодка действительно была готова к отплытию, и вся команда злилась на Цезариона из-за того, что пришлось ждать. Не говоря ни слова, он направился прямиком к каюте на корме.

Затем был еще один ужасный день. Поздно вечером они приплыли в Птолемаиду Гермейскую.

Оказавшись вдали от родного Коптоса, Ани, вероятно, подумал, что опасность подвоха со стороны Аристодема миновала и можно спокойно встать на причал в городских доках. Встретившись там с людьми с других лодок, он завел с ними оживленный разговор о торговле и возможной опасности, поджидающей их па предстоящих участках пути. Тиатрес не терпелось пойти на рынок, чтобы успеть купить свежих овощей на всю команду, перед тем как закроются лотки. Мелантэ собиралась посмотреть юрод. Цезариону же просто хотелось сойти с «Сотерии», и ему волей-неволей пришлось сопровождать обеих женщин в город.

Со времени утреннего происшествия Мелантэ немного поостыла, но продолжала дуться и не хотела с ним разговаривать. Рыночная площадь в Птолемаиде была расположена на возвышенности, и поэтому речные воды во время разливало нее не доходили. По этой же причине путь от причалов до рынка был неблизкий. На главной улице было полным-полно людей: все отправлялись за покупками под вечер, когда спадала дневная жара. Тиатрес купила петрушку, лук, кориандр, огурцы, фиги и сложила все покупки в корзину, которую специально для этого захватила с собой. Кое-что она положила во вторую корзину, которую несла Мелантэ. Никто из них даже не заикнулся о том, чтобы Цезарион помог им. Ему не пришлось отказываться от выполнения такой унизительной работы, и он почувствовал облегчение.

Когда они пришли на саму площадь, Мелантэ настолько увлеклась разглядыванием достопримечательностей незнакомого города, что даже позабыла о своей ссоре с Цезарионом.

– Посмотри на этот храм! – в восторге воскликнула она. Это было изящное, выдержанное в греческом стиле строение, перед которым стоял целый ряд статуй и жертвенников. Цезарион подумал, что это здание, должно быть, отличалось от громадных, тяжеловесных храмов, характерных для Коптоса. Птолемаида изначально строилась как греческий город, оплот эллинизма в исконно египетском Верхнем Египте.

– Он выглядит таким легким и изящным! – продолжала восхищаться девушка. – Мы можем зайти внутрь? Ну пожалуйста, Тиатрес!

– Каким богам он посвящен? – нервничая, осведомилась Тиатрес у Цезариона. Женщина, очевидно, чувствовала себя не в своей тарелке. Ей совсем не хотелось молиться незнакомым божествам в городе, где она никого не знала.

Цезарион никогда раньше не бывал в Птолемаиде и поэтому не мог точно ответить на ее вопрос, но какие-то предположения у него все же появились. Чтобы узнать точно, они пересекли площадь. Надписи на алтарях подтвердили его предположения. Жертвенники были посвящены богам-спасителям Птолемею и Беренике, а также божественным брату и сестре Птолемею и Арсиное. Храм был основан первым из Птолемеев и посвящен династическому культу Лагидов.

Мелантэ и Тиатрес обрадовались тому, что храм посвящен богам-спасителям, и тут же решили, что им просто необходимо воздать почести покровителям, в честь которых назвали их лодку.

Тиатрес купила немного вина и масла для подношения, и они прошли через открытую дверь в полутемное святилище.

Внутри было еще больше статуй. Огромные, в два раза больше натуральной величины, облаченные в выцветшие пурпурные одежды, украшенные золотом, они выстроились вдоль стен поодиночке и по парам. На их мраморных лицах застыли улыбки. Снисходительно взирали они на верующих. Многие алтари не были освещены, но у некоторых мерцали лампады, и в этом неровном свете казалось, что статуи живые. У Цезариона внезапно перехватило дыхание. Он отступил на шаг назад, чувствуя, как его сердце начинает бешено колотиться. Это всего лишь статуи мужчин и женщин, мысленно говорил он себе. Богами их называли только для пропаганды. В любом случае, пусть даже они и боги – это мои предки, а значит, помогут мне.

Но чувствовал он совсем другое. Все поколения Лагидов с досадой и гневом смотрели на него, как на низкое отродье, которое положило конец всему тому, что так славно было ими начато.

Мелантэ подхватила край его хламиды.

– Что с тобой? – с тревогой в голосе спросила она. На лице девушки читался вопрос: «У тебя сейчас случится приступ?»

– Я подожду снаружи, – с трудом произнес Цезарион. – Все это... уже утрачено. Я не смогу этого вынести.

– На самом деле для всех это тяжело, – донесся голос из сумрака, сгустившегося позади них.

Они обернулись и увидели жреца, который зажигал благовония у одного из боковых алтарей. Он был с покрытой головой, в белом одеянии. Когда жрец вышел на свет, лившийся из открытого дверного проема, его таинственность тут же улетучилась. Он оказался обыкновенным греческим священником средних лет и среднего достатка.

– Что вам надо? – поинтересовался он, явно волнуясь.

– Мы хотели бы совершить подношение богам-спасителям, – объяснила Мелантэ, бросив неуверенный взгляд на Цезариона.

Жрец ничего не сказал, но его тревога сменилась благодушным одобрением.

– Это хорошо, – сказал он. – Духи богов-спасителей все еще с нами и все так же содействуют благосостоянию своего народа.

Я очень рад, что вы пришли в храм, чтобы принести им жертву, особенно в теперешние времена. – Он с любопытством посмотрел на Цезариона. – Ты грек и, судя по твоим словам, из тех, кто верен царице и опечален ее поражением. Не уходи. Принеси жертву вместе со своими друзьями, а затем соверши еще одно