том же духе. Мы вскарабкались по лестнице, проследовали полутемным коридором из разряда тех, где свет вдруг гаснет именно тогда, когда он нужен позарез, и отыскали номер Илдико. «Нет, нет, ты глянь, — вскричала она в ярости, швыряя сумки на кровать. — И это называется «хороший номер»? Да в тюрьме куда приличнее! И тайная полиция со мной лучше обращалась!» В самом деле, совершенствовать там было что: всей обстановки — небольшая односпальная кровать, у изголовья коей примостился крошка столик, на стене — обширная подцвеченная литография Джона Нокса. В грязное окошко виден был зацементированный двор-коробка, украшенный торчавшим в середине баком для пустых бутылок. «Не блеск», — признал я. «Надо же, он согласился», — процедила Илдико. «Но ночку-то, другую можно потерпеть, — сказал я. — Пока не выполним свою задачу. Мне необходимо выяснить, что Басло Криминале делает в Лозанне».

«Что он делает в Лозанне, я тебе скажу, — пообещала Илдико. — Лежит в большой-большой кровати под прекрасным покрывалом со своей любовницей. Ласкает ее тело, пьет шампанское, подсчитывает свои гонорары, думает о своих банковских счетах и, уж поверь мне, ловит страшный кайф. В то время как я — там, куда выбрасывают грязные бутылки. Я здесь с тобой, а ты со мной не хочешь больше спать. Где твоя комната?» Я посмотрел на номер на ключе. «Похоже, парой этажей повыше». «Ну вот и мотай туда, — сказала Илдико, — а я пока хоть душ приму». «Пойду-ка звякну в «Бо риваж палас», — сказал я. «И мы перейдем туда?» — обрадовалась Илдико. «Да нет, — ответил я, — я просто выясню, права ли Брукнер, действительно ли он там». «Естественно, — сказала Илдико, — а где же? Криминале — денежная западная знаменитость, соответственно он и живет». «Прими пока что душ, а я проверю, — бросил я. — А после, может, сядем на веранде и промочим горло в ожидании обеда?» «Может быть, — сказала Илдико, — вопрос лишь, задержусь ли я здесь до обеда». «Слушай, Илдико, прости, но это только...» «Катись отсюда!» — крикнула она, выталкивая меня в коридор и с грохотом захлопывая дверь.

Когда я прошел один марш, дверь снова распахнулась. «Нету душа!» — крикнула мне Илдико. «Попробуй в коридоре», — предложил я. «Не же-ла-ю!» — прокричала она. Выглянула горничная. «Месье, мадам, потише!» Дойдя до следующей площадки, я опять услышал снизу голос «Фрэнсис! И уборной нет! Пописать негде! Ну и свинство!» Мой номер был не лучше и, конечно же, без телефона. Мне пришлось опять спуститься в вестибюль и обратиться к осуждающе глядевшей деве за конторкой; дева протянула мне жетоны, указав на будку в уголке. Под ее строгим взглядом я позвонил в «Бо риваж палас» и в результате непростой беседы выяснил, что Козима была права: профессор Басло Криминале там и в самом деле проживал, сняв на несколько дней роскошный номер.

Я опять поднялся, лег на комковатую кровать, задумался. Что честный, хоть и гибкий Басло Криминале мог здесь делать? С Бароло он сбежал в Лозанну. С ним, как я предполагал, была мисс Белли. И, судя по всему, на этот раз он вряд ли просто, по обыкновению своему, рассеянно блуждал по городам и странам. Должно быть, он порвал со своим прошлым, бросил благоверную и собирает западные гонорары, подготавливаясь к новой жизни. И тогда, наверное, он думает, будто никто не знает, где он, и желает сохранить свой сладкий эротический секрет. Следовало действовать с оглядкой. Но ведь я хотел узнать о нем побольше! У меня и так было немало, а теперь я получал, похоже, даже слишком много — не на одну передачу, а на целый телевизионный сериал. Отныне Криминале виделся мне мешаниной путаных историй, избытком знаков — и финансовых, и политических, и исторических, и сексуальных, клубком неясностей и тайн. Я вдруг увидел, что не только прошлое его было по-восточно-европейски странным и мудреным, но и нынешняя его жизнь не была ясней. Что привело его в Лозанну? Совсем не обязательно аферы: деньги и комфорт, мисс Белли и начало новой жизни — вроде бы достаточный ответ. И ежели Лавинии нужны жизнь и любовные истории, она их обязательно получит. Я сделал кое-какие записи в блокноте и пошел вниз к Илдико.

Она уже освоила пристроенную застекленную верандочку и в свитере, гласившем «Я люблю Лозанну», попивала кофе. Сев с ней рядом, я почувствовал, что ее замечательный венгерский темперамент явно не остыл. На озеро спускался ранний полумрак, и хотя воздух был прохладным, панорама открывалась славная. Вдоль аккуратной набережной загорались фонари, на дальнем берегу мерцали огоньки Эвиана, живописно отражаясь в озере; по парку, что раскинулся напротив пирса, шастали любители скейтборда; более крутая ночная жизнь только начиналась. Это был, конечно, фешенебельный район, где собиралась вечерами золотая молодежь Лозанны. Загорелые парниши и девицы как с картинки выходили на прогулку, и набережная становилась местным вариантом итальянских корсо. Гоняя на своих «ауди-куаттро», «порше», заказных «рейндж-роверах» и скоростных велосипедах «БМВ», они перекликались меж собой и с наиболее привлекательными экземплярами прохожих.

Пытаясь сделать Илдико приятное — хотя задачка это была явно еще та, — я, полистав путеводитель, зачитал отрывок, посвященный развлечениям, принятым в Уши. «Сидя на верандах, уважаемые люди смотрят на студентов и красивых девушек, которые проходят мимо, наблюдают за их встречами с другими жителями города и с теми, кто приехал к нам издалека, случается, с участниками международного конгресса, в свободные минуты наслаждающимися жизнью», — прочитал я. И взглянул на Илдико, которая уже следила, как какой-то гость издалека, может быть участник международного конгресса, снял девицу в юбочке в облипку, дал ей несколько купюр, и они двинулись вдвоем по улице. «Видишь! — закричала Илдико. — Есть секс в Швейцарии! У них тут как у всех!» «Конечно, — согласился я с ней, — просто они это делают иначе». «И только я должна жить в одноместном номере!» — воскликнула она. «Но это же на пару дней, — отметил я, — я Криминале уже выследил». «Так где ж он?» — встрепенулась Илдико. «Козима была права: он в «Бо риваж паласе». «Он там, а я вот нет, — сказала Илдико — А ты туда ходил? Ты видел его?»

«Нет, я просто позвонил». «Как? — повернулась ко мне Илдико. — А у меня нет телефона. Душа тоже нет, и туалета. Чтобы капельку пописать, я тащусь полкилометра». «Там внизу кабина, в вестибюле. Надо на конторке взять жетон». «Чтобы пописать?» «Чтобы позвонить». «Стало быть, ты с Басло говорил? — спросила Илдико. — Ну как он? Номер у него что надо? Есть клозет?» «Я на самом деле с ним не разговаривал, — признался я. — В «Бо риваже» постояльцев тщательно оберегают». «Молодцы!» — ответила она. «Похоже, там идут какие-то переговоры по Ближнему Востоку, — сообщил я. — Там полно арабских шейхов в окружении телохранителей. Приходится подробно объяснять, кто ты такой». «И ты сумел? — спросила Илдико. — Я что-то сомневаюсь». «Я сказал им, что я близкий друг его венгерского издателя», — ответил я. «Ты что? — вскипела Илдико. — Не смей! Пусть он не знает, что я здесь». «С чего бы это? — удивился я. — Ты час назад хотела жить в одном с ним коридоре». «Он ведь с Белли», — отвечала Илдико. Она, как я уже заметил, представляла из себя клубок венгерских противоречий.

«А Белли в самом деле с ним?» — она взглянула на меня. «Не знаю. Он просил его не беспокоить. Сказал, что у него какое-то необычайно важное мероприятие». «Конечно. Трахается с ней», — сказала Илдико. «Ну почему же, — возразил я. — Мне сказали, он приехал на какую-то большую конференцию. И знаешь что, чем дальше, тем больше мне все это кажется бессмысленным». «По-моему, ты ничего не понимаешь, — заявила Илдико. — Почему бессмысленным?» «Ну ты сама подумай, Криминале порывает с прежней жизнью, сбегает от супруги, приезжает сюда с чудненькой малышкой...» «Чудненькой? — переспросила Илдико. — Тебе такие нравятся?» «При чем же я тут? — удивился я. — Главное, она нравится ему. Из-за нее он изменил всю свою жизнь». «Ты так считаешь?» — процедила Илдико. «Ну а с чего бы он иначе смылся с Бароло? — сказал я. — Он приезжает сюда, в город, где найти его никто не может. Ну и что он дальше делает? Он собирает свои гонорары, поселяется в одной из лучших мировых гостиниц, вешает значок на лацкан — и тотчас же на другой конгресс».

«Знаешь что? — сказала Илдико. — Пожалуй, я не отказалась бы от здоровенного мороженого». «Не холодновато?» — спросил я. «Не беспокойся, выживу, — пообещала она, помахав несчастному гарсону, нерешительно стоявшему в дверях. — Ты в самом деле кое-чего про Басло Криминале так и не просек». «Вполне возможно, — согласился я. — Он, что и говорить, сбивает с толку. То он знаменитейший философ в мире, то через минуту трахается с кем попало». «Философ-то философ, но ему ведь надо чем-то заниматься, когда он не думает, — сказала Илдико. — И он ведь должен чем-то занимать свои мозги, когда не трахается. Вот из этого и состоит сегодня его жизнь — сплошная вереница съездов и соитий. И жертвовать одним ради другого нет необходимости. То есть тебе, быть может, и пришлось бы, а вот Криминале Басло — нет». «Но кто же, будучи в бегах, выходит на трибуну?» — удивился я. «А почему ты говоришь, что он в бегах? — спросила Илдико. — Лишь потому, что слишком слушаешь свою любимую мисс Черные Штанишки?» «Да нет», — сказал я. «У нее же крыша не на месте, — закричала Илдико. — Ну что такого сделал Криминале? Почему ему все время шьют аферы? Что вам так охота на него повесить всех