сарказм, пронырливость, вездесущность, способность встрять в любой разговор, готовность задать вопрос после любой лекции и впрямь выделяли его среди других.

– Что за место! – говорит этот человек теперь, в Слаке. – О нем я имею самые замечательные воспоминания. Особенно я помню превосходные литературные разговоры, которые мы с вами имели. О, доктор Петворт, вы были тогда ехидный, очень въедкий. Мы с надеждой снова ожидаем эти качества. Надеюсь, вы не забыли мое имя, мой добрый старый друг. Плитплов.

– Конечно, мистер Плитплов, – восклицает Петворт. – Очень приятно снова встретиться.

– Теперь доктор Плитплов, к вашему удовольствию, – поправляет Плитплов, смиренно опуская голову. – Жизнь меняется для всех нас, к лучшему или к худшему. И в немалой мере спасибо вам. Может быть, вы помните некую небольшую работу – то есть небольшую для вас, большую для меня, – по поводу которой вы оказали помощь? Вам я обязан многими важными примечаниями, ссылками, которые не мог добыть в библиотеках Слаки. Вы знаете, что книги для нас проблема, к ним надо пробиваться. Однако вы очень добры, и теперь эта работа напечатана в нашей стране и получила, если скромность позволит мне сказать, заметный резонанс.

– Замечательно, – говорит Петворт.

– Разумеется, я сохраняю для вас экземпляр, – продолжает Плитплов. – И вы найдете в начале чрезмерную благодарность за ваш вклад, за научное и не только научное содействие. И миссис Петворт. Я не упустил ее большую мне помощь.

– Она и впрямь вам сильно помогла? – спрашивает Петворт.

– Да, да, – отвечает Плитплов. – Она такой прекрасный человек.

В аэропорту города Слака Петворт снова вспоминает Кембридж, и в памяти всплывает что-то еще. Летний вечер, дворик какого-то паба, может быть, «Орла», панки и молодые люди из языковых школ пьют, сидя прямо на мостовой, темноволосая жена нервно стучит пальцами по пустому бокалу из-под джина, и тот же человек с озабоченным лицом никак не дает им уйти, всё вещает и вещает о литературоведческом анализе литературного произведения девятнадцатого века, что-то насчет образов пищи и питья у…

– Подождите, это был не Троллоп? – спрашивает Петворт.

– Ах, мой друг, я вижу, ваше воспоминание очень точно. – Плитплов широко улыбается. – Троллоп, ваш великий и не по заслугам забытый литератор эпохи буржуазного реализма. Хочу верить, что я восстановил его интерес, снова застолбил его репутацию.

– Хорошо, – говорит Петворт. – Замечательно. Скажите. я забыл: вы преподаете здесь, в университете Слаки?

Плитплов вынимает из кармана кисет, медленно достает оттуда какое-то растительное вещество и задумчиво набивает им длинную изогнутую трубку.

– Можно сказать, что я занимаю некие посты педагогического свойства в моей стране, – говорит он после долгого молчания. – Вы даже можете сказать, что не случайным образом получили инвитацию приехать сюда. Очевидно, некий влиятельный человек замолвил где-то слово про ваши таланты, приложил легкую руку к делу. Может быть, человек, который сейчас стоит не очень далеко от вас.

– Я очень признателен, – говорит Петворт.

– Да, если ваш визит будет очень хороший, – продолжает Плитплов, – надеюсь, вы вспомните этого человека с большим удовольствием и, возможно, окажете ему еще маленькую помощь. Если нет, то помните, что имели роль и другие люди.

– Буду очень рад увидеть Слаку, – говорит Петворт. – Я здесь впервые.

– Знаю, – отвечает Плитплов. – Я исследовал вас, совсем немного. Я замыслил для вас самые разные планы. И еще я знаю, что нам грядет много хороших лекций.

Марыся Любиёва по-прежнему стоит рядом, теребя ремень сумки.

– Теперь давайте возьмем такси, – вмешивается она. – Вас ждут в гостинице.

– Ой, мои извинения, – с улыбкой поворачивается к ней Плитплов. – Такая милая юная дама. Вы меня не представили. Наверное, она – ваш гид. Почему, когда я вас вижу, вы всегда окружены самым очаровательным женским полом?

– О, простите, – начинает Петворт. – Это мисс… Поздно: Плитплов уже согнулся в талии и завладел рукой

мисс Любиёвой. Теперь он подносит ее к губам и легонько целует. Петворт внезапно вспоминает, что этот салонный жест, как и некоторые другие подобные знаки, производили на его жену самое благоприятное впечатление.

– Плитплов, – говорит Плитплов.

– Любиёва, – говорит Любиёва. – Кажется, мы уже встречались.

– Встречались? – восклицает Плитплов. – Нет, нет, невозможно. Такую очаровательную молодую даму я бы не выронил из памяти.

– А мне кажется, встречались, – настаивает Любиёва.

– Нет, – говорит Плитплов. – Может быть, вы знаете мои маленькие статьи в газете. Или читали книгу меня.

– Книгу меня? – повторяет Любиёва. – Вы правда сказали «книгу меня»? А по слухам, вы преподаете английский! Да, Думаю, было одно время, когда мне пришлось прочесть книгу вас.

– О, пардон! – кричит Плитплов, театрально хлопая себя по лбу. – я правда сказал «книгу меня»? О, мой добрый старый друг, видите, как ваш приезд меня возбудил! Вы знаете из Кембриджа, что мой английский практически безупречен, лучше, чем у многих британцев. Однако волнения так сильно действуют!

– Думаю, ваш добрый старый друг хочет в гостиницу, – резко говорит Любиёва. – Думаю, он устал в дороге.

– А вот это интересный вопрос. – Плитплов по-птичьи смотрит на нее. – Устал ли наш добрый друг в дороге? Или, может быть, он скорее устал с дороги? Это две разные вещи. Что ж, у нас есть эксперт по таким вопросам, который съел на них много собак. Давайте его спросим. Разъясните нас, пожалуйста, доктор Петворт.

В любой степени усталости Петворт способен распознать непростую дипломатическую ситуацию, для разрешения которой требуются все его способности.

– Да, любопытно, не правда ли? – говорит он, стоя у выхода из аэропорта «Слака». – Один из тех замечательных случаев, когда две идиомы встречаются и обе уместны. Я действительно утомился в дороге и устал.

– И хотите ехать на такси в гостиницу, – добавляет Любиёва.

Плитплов вынимает изо рта трубку и смотрит на Петворта.

– Да, припоминаю, – говорит он. – Вы всегда желали быть дипломатом, угождать всем. Это было замечено в Кембридже. Разумеется, не всегда можно потрафить всем. Но простите, я недостаточно заботлив. Вы хотите ехать в отель. Вы, сударыня, займите себя поисками такси, а я останусь здесь и потешу нашего утомленного и дипломатичного гостя.

– Думаю, очень распотешите, – бросает Любиёва и, поправив сумку, выходит через стеклянную дверь во внешний мир: Петворт и Плитплов, два ученых мужа, смотрят сквозь грязное, захватанное руками стекло, как она идет через двор к еще одному милиционеру, который сурово надзирает за потоком машин и такси,«лад» и «вартбургов».

– О, это хороший гид, – говорит Плитплов, указывая трубкой. – Иногда гид не такой подходящий. Иногда это старая дама или мужчина, что совсем не так