Ньютона счет этот составил более восьми фунтов. После всего этого у них на руках оставалось меньше пяти фунтов наличными.

— Мы навестим Крампа в Грасмире, — предложил Джон, в подобного рода авантюрах ему не было равных, и одна лишь перспектива того, что он снова вернется к сражению, благотворно влияла на его здоровье. И поскольку Ньютон при этом недовольно поморщился, он стал настаивать на своем.

— Крампа может не оказаться там. И нам в скором времени самим придется снова платить Крампу.

— А Вуд?

— Вуд — крестьянин. Он может подождать.

— Крамп — человек дела. Он станет ждать только в известных пределах. А Мур — полковник.

— Но ты же не занимал у него денег.

— Я намерен это сделать.

— Кому еще ты должен?

— Различным торговцам в Кесвике.

И кое-где еще. Отцу Мэри он и то задолжал довольно приличную сумму.

— Мы должны продать серебро и белье.

— И кто же даст нам хорошую цену за эти вещи в такой глуши?

— Но не можем же мы продать карету. Это поставило бы нас в безвыходное положение. Так же, как чемодан с вещами. К тому же это было чересчур опасно. — Джона развеселило, что Ньютон тревожится по поводу невозможности что-либо продать. Ему самому это казалось лишь маленьким недоразумением.

— Сначала мы одолжим денег у Крампа, — сказал он.

Так они и поступили днем позже, в Грасмире, и как раз вовремя, поскольку мистер Крамп уже совсем было собрался без малейшего сожаления покинуть Озерный край и сесть на корабль до Ливерпуля, чтобы присмотреть за своим торговым делом. Миссис Крамп намеревалась остаться и поселиться по соседству. Мистер Крамп с большой охотой согласился дать Александру Августу кредит, на самом деле уже второй, при этом совершенно не оговаривая суммы, и на любых условиях. Уж он-то прекрасно понимал, насколько неудобно джентльмену остаться на мели в такой глухой провинции, как Озерный край. Однако ж сам Хоуп подозревал, что такое рвение торговца вызвано не намерением услужить доброму другу, а скорее меркантильными соображениями. Данная взаем сумма скорее напоминала взятку, дабы обеспечить в дальнейшем приятную компанию миссис Крамп, которая, не сойдясь характером с местными дворянам, более всего нуждалась в ней. Но к великому разочарованию коммерсанта, присутствие двух джентльменов за столом во время чая оказалось единственной выгодой, которую он успел получить. Немедленно после этого двое мужчин распрощались. Мистеру Ньютону следовало ехать.

Ньютон, вынужденный составить компанию Хоупу до самого Кесвика, только теперь осознал, сколь велики траты любого путешествующего джентльмена, если он, конечно, желает сохранить свое реноме.

— Мне необходимо довести дело до конца как можно быстрее, — сказал Джон. — Если понадобится, я увезу ее в Шотландию. Но как только я сделаю ей предложение и, что еще важней, едва эта новость достигнет полковника Мура, он тотчас же установит за мной ежеминутную слежку. Я с самого начала полагал, что дело окажется куда более сложным, нежели мы надеялись. Я представления не имел, сколь утомительной и скучной окажется эта роль путешественника по Озерному краю, от которого Александр Август уже давно устал. Мур спустит всех своих легавых с поводка. Я и так слишком долго умудрялся водить всех за нос; я избегал приглашений под малейшим благовидным предлогом; я посещал церковь, но не модную церковь, где собирается все общество города, и только в те часы, когда в ней нет прихожан. Я наотрез отказывался от прогулок по озеру в определенное время и предотвращал какие бы то ни было комментарии в свой адрес, если мог, но… мне нужны письма, и мне необходима свобода, чтобы передвигаться достаточно быстро, и, говоря откровенно, Ньютон, ты отнимаешь слишком много моего драгоценного времени. — Он помолчал. Ньютон, чье настроение стало резко портиться по мере того, как у Хоупа оно поднималось, теперь снова впал в тревожную настороженность, присущую разве только монстрам, которая при других обстоятельствах не на шутку напугала бы его друга. Но здесь Хоуп чувствовал свое превосходство, и он потянулся обеими руками и, ухватив Ньютона за костистые худые плечи, крепким мужским движением встряхнул его. — Ты — настоящий оратор, к которому прислушивается аудитория, Ньютон. С тобой гораздо интересней, чем с кем бы то ни было еще, и я не могу избегать тебя. Во мне весьма сильна склонность подчиняться тебе, когда ты находишься рядом со мной. Без сомнения, иногда я предпочитаю идти своим путем, несмотря ни на что. Знаю, это вызывает даже некоторое восхищение, но в такие тревожные времена, как теперешние, мне бы захотелось каждый свой шаг оговаривать с тобой, а это требует времени. Чего у нас, к сожалению, нет. И вот о чем следует высказать особое мнение, помни: Мур — наш непримиримый враг, и когда все будет сделано, мы уже будем далеко отсюда, и вот уж тогда мы не станем расставаться.

Ньютон наконец дал себя убедить.

Он отправился в весьма скромную гостиницу в Кендале и там остался.

Хоуп въехал прямо во двор «Головы королевы», издавая как можно больше шума. К его полному удовольствию, конюхи, горничные, Мальчишка-мартышка и Вуд собственной персоной со своим бельмом вскоре танцевали по булыжникам замощенного двора, радушно встречая вернувшегося домой благородного джентльмена, словно он был сыном великой династии, вернувшегося к родным пенатам, дабы вступить в права наследования.

Да и в самом деле нечто подобное заключалось в нем, когда он важно вышагивал на прогулку к озеру, разбрасывая мелкие монетки, приветствуя всех, кто попадался на пути, легкой улыбкой, неожиданно вернувшись к своему величайшему «я», которое заполнило маленькие улочки, воодушевленный ощущением радости бытия. Люди улавливали небывалый подъем при виде этого самоуверенного джентльмена, прекрасно одетого, здорового и находившегося на вершине мира. Он сам выбирал кого приветствовать и кого одаривать своей милостью, и сам он, в свою очередь, испытывал подъем, словно бы паря в воздухе, как воздушный пузырек, видя, какое удовольствие доставляет им одно лишь его появление. Возможно, думал он, мое главное предназначение в жизни таково: в приподнятом настроении бодро шагать по округе и приветствовать людей.

— А, — воскликнул полковник Мур, пытаясь изобразить веселость, — вот и наш веселый транжира.

— Ну, если только не считать, каких трудов мне стоило извлечь на свет божий всю мою веселость после стольких пилюль и порошков, — охотно откликнулся Хоуп, отвесив едва заметный поклон в ответ на театрально-преувеличенный жест Мура.

Все это время мисс д'Арси требовала к себе особого внимания, сочувствия и сострадания, ее то и дело приходилось успокаивать, и полковнику Муру это вовсе не нравилось. Но теперь — и это после всех его решений! — он вдруг чувствовал, что над ним вновь взял верх человек, которого он просто не способен понять.

Ситуация весьма тревожила его; будучи опекуном, он нес за Амариллис ответственность, и потому он даже попытался объяснить жене собственные мысли и опасения. Но стоило Хоупу показаться на горизонте, как обе женщины принялись умолять его заболеть вновь, дабы они своими неусыпными заботами могли скрасить его существование. И тогда полковнику Муру пришлось вновь напомнить супруге весь ход событий, которые отнюдь не нравились ему.

— Факт заключается в том, что во время своей службы я встречал людей всех типов. И мужчинам, с которыми мне доводилось воевать на полях сражений, никогда бы не позволил войти в мое общество здесь, дома. Так и должно быть. Война — для воинов, общество же — для тех, кто принадлежит ему. Но этот полковник Хоуп — уж простите меня, моя дорогая, — я никак не могу определить, кто же он таков. Он выглядит словно воин, и все же в нем присутствует некая дикость, а ведь такая служба, какую имел он когда-то — я припоминаю, это были дипломатические поручения в Вене, — должна была бы придать его манерам немного изысканности. Он принадлежит неизвестному типу людей и всегда говорит именно то, чего вы желали бы услышать. Однако, верите ли, для старого солдата это знак предостережения. — И даже то, что его жена вслед за тем высказала совершенно противоположные убеждения, нисколько не повлиял на мнение полковника Мура. Но более всего огорчения ему доставил иной факт. Амариллис, едва встретившись