удерживая себя от встречи с Мэри, пообещал — хотя и лгал — вернуться и торопливым галопом направился к перевалу Хауз-Пойнт. Здесь он спешился и принялся страстно молиться, взывая к тому ангелу, который осенил его душу. Хоуп молил не оставлять его и в будущем, дабы тот огонь праведности и благожелательности ко всему человечеству никогда не угас в душе его. О, если бы только сию же минуту ему попался на пути попрошайка! Он мог бы дать ему целый шиллинг! Хоуп молился о том, чтобы эти прекрасные чувства никогда не ослабевали и «с сего дня я мог начать новую и праведную жизнь, о Господи, во славу Твою и во имя Твое». И стоило ему лишь произнести имя Господа, как ему послышался тревожный набат.
Полковник миновал перевал и выбрался из долины уже днем, когда готова была разразиться гроза. Он кипел от желания действовать. Джордж Вуд все еще держал его комнаты. И снова Мальчишка-мартышка вместе со своим болезненного вида и необычно симпатичным маленьким другом Артли с гордым видом уводил прочь лошадь. Дэн, конюх, снова отсутствовал, доложив, что «укрощает новую упрямую лошадь».
Вуд препроводил Хоупа в его комнаты, с такой осторожностью неся на полусогнутых руках драгоценный несессер, вверенный его заботам, точно это был королевский скипетр. Они быстро обменялись любезностями — хотя, по мнению нетерпеливого Хоупа, это затянулось слишком надолго — но в конце концов хозяин оставил его в одиночестве. С жуликоватым проворством он проверил все кармашки, ящички и секретные места своего несессера, обнаружив все в целости и сохранности. Его дожидалось письмо от Ньютона, но он был не в настроении читать его. Он метался по комнате, точно охваченная паникой летучая мышь.
На его звонок явилась Кристина.
— А, Кристина. — Он пристально посмотрел на нее, но никаких изменений не заметил, и кроме того, она его уже больше не интересовала. — Мне бы хотелось немного пива, Кристина, и хлеба, возможно, с сыром.
Она присела в легком поклоне и повернулась, собираясь уйти, но обернулась к нему, когда он добавил:
— А другая служанка… Джоанна? Я… она… она хотела у меня кое-что узнать, теперь у меня появилась свободная минутка кое-что рассказать ей.
— Джоанну, сэр, — с удовольствием принялась докладывать Кристина, улыбаясь его жалкой уловке, — мистер Вуд попросил уйти, потому как кое-какие вещи стали пропадать. Мы-то ее поймать на том не смогли, да и она ни в чем не созналась, но мистер Вуд знал… мы все тут знали… вот она и ушла.
Хоуп даже не пытался скрыть собственное разочарование. Кристина молчала целую минуту, словно давая ему возможность в полной мере пережить услышанное.
— Так у нее нашли целую гинею, у этой Джоанны… если это ее настоящее имя, в чем мы очень сомневаемся… — Кристина с многозначительным видом выдержала паузу. — Она сказала, вроде как вы сами дали ей ее, сэр. Думается мне, мистер Вуд еще спросит у вас об этом. Она клялась, что это вы дали. Да только если это неправда, тогда конечно же ее высекут плетьми и отправят в тюрьму, а то и хуже.
Последние слова хищной птицей зависли в тишине.
— Я и в самом деле мог дать ей гинею или даже две, в тот момент поздней ночью на меня просто нашла блажь. В конце концов, здешние виды кому хочешь вскружат голову. — Он сполна получил от Кристины и разозлился. — Какие бы у нее там ни были недостатки, я считал ее самой милой и старательной горничной, очень преданной своему делу — куда более преданной, нежели большинство девушек, ты не находишь?
Кристина вспыхнула от злости, но прикусила язычок: она не могла рисковать работой.
— Сейчас она находится в «Двух псах», — сказала она, — это таверна по дороге в Айреби.
Без единого слова, одним лишь кивком он поблагодарил ее за эти сведения. Едва заморив червячка, он тут же снова отправился в путь, словно его против собственной воли влекло в таверну, к Джоанне. Он отыскал девушку, отправился с ней в поля и с неистовой страстью занялся с ней любовью, которая, как казалось, утолила ее вожделение и избавила его от сумасшествия, терзавшего его сознание точно гнойный нарыв. На обратном пути он слегка отклонился от дороги и заглянул в Кроствейтскую церковь, и там, предавшись молитве, он наконец ощутил, что излечился от своего недуга. Ему подумалось, что Мэри теперь уж окончательно изгнана из памяти и забыта навсегда. Для мисс д'Арси он был полковником Хоупом; для Мэри на какой-то момент он стал Августом; для него самого с его новым «я» — всего лишь Джоном; находясь рядом с Джоанной, он и вовсе не имел имени и при этом переживал короткие мгновения непостижимого наслаждения.
Он прибыл обратно как раз вовремя, избежав запоздалой грозы. Письмо от Ньютона содержало два срочных сообщения:
Мне никак не удается продать собственность в Кенте мистеру Куперу, как мы надеялись, и я боюсь, что до тех пор, пока я сам туда не отправлюсь, наше дело не сдвинется с мертвой точки. Я совсем не горю желанием ехать столь далеко, тогда как мы — или, если вернее, ты — мог бы куда быстрее добиться приемлемого решения. Какова твоя точка зрения? Я мог бы кое-чем помочь тебе. Этот ливерпульский торговец, мистер Крамп, остановился здесь сегодня ночью. Он и его жена направляются в Грасмир. Я полагаю, главная гостиница там «Лебедь». Я упомянул твое имя во время разговора с ними, представился твоим торговым агентом, затем добавил, что ты отправился по озерам ради удовольствия, а заодно присмотреться к недвижимости на предмет возможной покупки, и прочее, и прочее. Одним словом, я заложил великолепный фундамент. Мистер Крамп очень состоятельный, и его жена весьма впечатлительна. Если ты немедленно направишься в Грасмир — пока другая рыбка поджаривается, хотя твое письмо слишком расплывчато, и я не могу судить, чем ты сейчас занят, — тогда, я думаю, ты смог бы уладить наши проблемы наилучшим образом. Я не отправлюсь в Кент до тех пор, пока не получу от тебя известий. Признаюсь, мне очень не хочется ехать. У меня все больше крепнет страстное желание уехать куда-нибудь навсегда. Я теряю терпение.
Хоуп порвал письмо. Ньютон никогда не отпустит его. Неужели это единственный образ жизни, который доступен ему? Неужели он вынужден действовать только таким образом?.. Он рассеянно прожевал обильный и чересчур жирный обед, выпил пива больше, чем следовало, и принял немного опия, запив его бренди, разбавленным водой. Почти тотчас же погрузившись в сон, Хоуп почувствовал, как его истерзанным разумом вновь безраздельно овладевают ночные кошмары, более всего похожие на окровавленные женские рты.
Он поднялся с постели в пять часов и решил отправиться в Грасмир этим же вечером.
— Я возьму свою коляску, мистер Вуд, — объявил он, — но если бы я мог оставить здесь свое столовое серебро и белье, я был бы весьма вам признателен. Поскольку я непременно намерен вернуться в «Голову королевы». Но я возьму с собой свой несессер и конечно же мою одежду, если пришлете…
Беседа велась в небольшом зале, который служил общей гостиной для всех постояльцев. И Хоуп намеренно говорил громко, дабы как можно больше любопытных ушей могли услышать его весьма приватный разговор с хозяином гостиницы. Приняв подобное решение, он и в самом деле воспрял духом. Хоуп словно чувствовал дыхание свежего воздуха, овевавшего его на перевале Хауз-Пойнт. Комедия, которую он разыграл, была призвана лишний раз подчеркнуть важность его собственной персоны. Джордж Вуд в должной мере оценил подобное доверие.
— Нам так жаль, сэр, уж так жаль… Кристина!., живо наверх, в комнату джентльмена!., но конечно же… где Дэн? Отправляйся в загон и оторви его от этих лошадей… куплены на ярмарке в Ростли, сэр, и ужасно дикие… счет? Нет… и слышать ничего не желаю, сэр… вот когда совсем соберетесь нас покинуть, мы только надеемся, что это еще не скоро случится… вот тогда и потолкуем по поводу счета.
Он держал себя так, как в его представлении хозяева гостиниц в больших городах ведут себя со своими высокородными гостями. Он тщательно осматривал лошадиную сбрую, спускаемые вниз несессер, обувь, одежду и бумаги, старательно разложив и заперев у себя столовое серебро, белье и два объемистых сундучка. Стараниями мистера Вуда сборы растянулись невероятно, но вот час отъезда настал. Усердие
