семью, которая тут же попала в руки мтетва. Но Дингисвайо и на этот раз остался верен себе. Не желая излишнего кровопролития, он снова устроил пирушку и пляски, а потом обратился к присутствующим гвабе с короткой речью: «А теперь забирайте семью вождя домой. Я воюю с мужчинами, а не с женщинами. Когда же мужчинам приходится оставлять своих женщин врагу, это вполне достаточный признак того, что им нанесено поражение». Слова эти стоили нескольких сражений, ибо привлекли на его сторону многих колеблющихся.

Правда, Македама, вождь э-лангени, родного племени Нанди, не слишком полагаясь на великодушие Дингисвайо, едва только ему донесли о приближающемся со стороны моря облаке пыли, поднятом ногами воинов мтетва, укрыл своих людей и скот в лесу и переждал там грозу. И хотя лес этот потом стал называться «ен-гавени ка Македама», то есть «крепостью Македамы», одной только пыли, поднятой мтетва, оказалось достаточно, чтобы он признал главенство Дингисвайо и «добровольно» направил ему скот в качестве дани.

В удивительно короткий срок Дингисвайо удалось подчинить себе окрестные племена лестью, уговорами, богатыми посулами, а часто и оружием, включая их в «империю мтетва».

И это именно к нему принесли посланцы Нгомаана выделанную шкуру убитого Чакой леопарда.

Многое может узнать бывалый охотник по шкуре зверя, убитого другим человеком. Дингисвайо теперь часто приносили леопардовы шкуры, но почти на каждой из этих шкур оказывалось множество заштопанных дыр от ран. Это означало, что охотники в страхе перед зверем нетвердой рукой наносили случайные удары, а потом еще, обозленные собственным страхом, били его уже мертвого, вымещая на нем свой страх и свою досаду. Но на этой шкуре были всего две аккуратно заштопанные пробоины. Охотник, добывший ее, был, несомненно, смелым человеком и опытным воином.

Только чтобы лишний раз убедиться в справедливости своих наблюдений, Дингисвайо спросил:

— Кто убил этого леопарда?

— Юный пастух из округи Нгомаана. Его зовут Чака, он сын вождя людей зулу, но уже шесть лет живет с нами.

Ответ был неожиданным. Дингисвайо хотел было спросить, почему этот Чака — что за странное имя! — не живет в краале отца, но передумал. Ему ли — Скитальцу — не знать, что подобных причин бывает великое множество.

Так изгнанник в прошлом, а ныне вождь вождей могущественнейшего племени мтетва Дингисвайо впервые услышал имя другого изгнанника — Чаки. Подумал ли он о схожести их судеб — неизвестно. Но когда два года спустя Дингисвайо приказал набрать из молодежи новый полк Изи-цве, а потом вместе с Бузой, их командиром, осматривал новичков и услышал, что юношу огромного роста с горделивой осанкой зовут Чакой, он вспомнил о леопардовой шкуре и поглядел на юного воина с интересом.

Сразу по прибытии новобранцам раздали снаряжение. Чаке, как и всем остальным, дали огромный боевой щит, обтянутый шкурой буйволицы, три метательных копья, браслеты из белых бычьих хвостов, которые полагалось носить над локтями и под коленями, юбочку из меховых полосок, головную повязку с плюмажем из черных перьев и сандалии из бычьей кожи. Пока остальные юноши, примеряя обновки, весело перебрасывались шутками и дурачились, Чака отошел в укромный уголок крааля и там, медленно, как бы священнодействуя, принялся облачаться. Смущали его, собственно говоря, только сандалии — грубые и неуклюжие, они непривычно стесняли ногу и мешали двигаться. Служи они просто обувью, это было бы понятно — от них и отказаться было бы незазорно, особенно ему, чьи ноги давно огрубели до того, что он уже совершенно не замечал колючек вельда. Самым неприятным в них было то, что ношение их рассматривалось многими как знак доблести: люди племен нгуни, с детства приученные обращению с копьем, легко уворачивались от метательных дротиков. Вот поэтому-то неуклюжие сандалии, мешающие воину свободно маневрировать, расценивались как наряд храбреца.

После первого торжественного дня, когда Дингисвайо приказал убить нескольких быков для поднятия духа новичков, наступили будни, заполненные военными упражнениями и небольшими переходами, которые должны были приучить молодых воинов к дисциплине и совместным действиям. Армия Дингисвайо жила походами и военной добычей, но в перерывах между кампаниями каждый солдат сам заботился о своем пропитании. Практически это означало, что родственники приносили им продукты из дому. Правда, если полку доставалась богатая добыча, то эти же родственники угоняли взамен принесенных гостинцев скот, доставшийся их воинам в качестве награды.

Только па третий день к воротам военного крааля Эмангвени, где расположен был полк Чаки, пришли Ном-цоба с Пампатой и принесли ему снедь. По обилию ее Чака сразу же догадался, что это опять Пампата выпросила у своих родителей провизию для него.

Вскоре Изи-цве было приказано отправляться в первую настоящую военную экспедицию. Чака с нетерпением дожидался встречи с подлинным противником.

Незадолго перед выступлением Буза собрал молодых воинов и объявил им, что согласно обычаям предков каждый из них, убив врага, обязан будет затем совершить суда изембе — искупительный поступок, который смоет лежащий на нем грех — убийство человека. До совершения сула изембе даже самый заслуженный воин считается оскверненным, и ему нельзя участвовать в жизни крааля, а кроме того, он должен еще соблюдать самым строгим образом целое множество запретов.

Назначить новичкам сула изембе пришла известная знахарка Долела. Она сразу же заметила в длинной шеренге воинов Чаку — слишком уж выделялся он ростом и статностью. Чака впервые видел вблизи знаменитую колдунью, и, поскольку опыт приучил его не ждать ничего хорошего от людей, водящихся с духами, он поглядывал на нее с опаской, а когда она вплотную приблизилась к нему, то и вовсе отвел глаза. Приняв его беспокойство за смущение, Долела испытующе посмотрела на юношу и изрекла:

— Твоим сула изембе будет провести ночь с женщиной.

Сзади кто-то хихикнул. Чака хотел было что-то сказать, но знахарка уже разговаривала с его соседом. Он оглянулся, чтобы разглядеть насмешника, но лица всех были серьезны.

Чака трудно сходился с новыми людьми и даже здесь, среди воинов Изи-цве, долгое время держался особняком. Другу следует все знать о тебе, а рассказывать печальную повесть своей жизни первому встречному ему не хотелось. И все же очень скоро у него появились два человека, дружбу и любовь к которым он пронес через всю свою жизнь. Первым из них был выходец из племени мсане, Мгобози, человек общительный, смелый и великодушный, весельчак, готовый не только разделить с товарищами и трапезу и колебасу пива, но и прийти на выручку в трудном положении. Чака и сам не смог бы точно объяснить, чем именно и когда сумел Мгобози завоевать его расположение, но, видимо, таков уж был этот Мгобози — каждый, кто сталкивался с ним, мгновенно подпадал под его обаяние. Несколько иначе обстояло дело с Нгобокой. С ним Чаку роднила скорее всего общность их судеб. Нгобоко тоже пришлось искать пристанища среди мтетва, покинув родные земли племени сокулу. Однажды, сидя у вечернего костра и попивая пиво, добытое неведомо где все тем же неунывающим Мгобози, Нгобока поведал друзьям но только свою собственную историю, по и историю своего племени.

Оказывается, сокулу в свое время прославились тем, что сумели вывести настолько жирную породу скота, что коровы и быки их могли лишь с трудом передвигаться. Со своим вождем Длабелой, дедом Нгобоки, они прибыли на побережье и попросили пристанища у вождя мтетва Кайи, деда Дингисвайо. «Хорошо, — ответил тот, — отправляйтесь на южный берег дельты Умфолози, прогоните оттуда ама- нтлевенга и оставайтесь там вместо них». Однако на следующий день Длабела вернулся, понеся тяжелое поражение. Но тут с подобной просьбой обратились к Кайе и ньяво-суто. Объединенными усилиями они разбили ама-нтлевенга, после чего племена слились под общим названием сокулу. Этому племени, столь искушенному в животноводстве, нетрудно было завоевать некоторый авторитет среди соседей, и Джобе, ставший вождем мтетва после Кайи, отдал одну из своих дочерей замуж за сына Длабелы Лангу, который стал теперь вождем сокулу после смерти отца. От этого-то брака и появился на свет Нгобока.

Однако после смерти Ланги началась борьба за власть между другим его сыном Нондлову и Нгобокой, в результате которой Нгобоке пришлось бежать к мтетва — народу его матери. Так он и попал в Изи- цве.

Друзья попытались утешить его, но он и сам заявил, что пребывание в армии Дингисвайо послужит для него отличной школой, а там, что бы ни случилось, он уже не повторит своих юношеских ошибок, и горе Нондлову, если духам будет угодно снова столкнуть их на узкой дорожке.