переплетались грезы с действительностью. Усевшись на самом солнцепеке — с годами Мбийя все больше любил тепло, — старик, казалось, дремал, а потом вдруг начинал говорить слабым монотонным голосом, и Чака поначалу не понимал, что слова эти адресуются ему и что к ним следует прислушиваться самым тщательным образом, стараясь не упустить ни крупицы мудрости.
Так между вельдом, беседами с Мбийей и нечастыми визитами к матери проходило время Чаки. Правда, теперь у него появился еще и друг. Нет, это был не кто-либо из пастухов-сверстников. Многие искали сейчас его дружбы, по шумные их развлечения мало привлекали его — уж слишком привык он держаться особняком, — а если и принимал в играх участие, то только в таких, которые помогали получите подготовиться к будущей карьере воина. А в том, что ему предстоит стать им в недалеком будущем, он не сомневался ни на мгновенье. Об этом все чаще велись разговоры: среди молодых людей — и на пастбище, и во время пирушек, — и следует признать, что молодежь с нетерпением дожидалась своего часа, а на новые порядки чаще всего жаловались старики, которым и нести-то воинскую службу уже не полагалось.
Дружба эта первое время изрядно сгущала Чаку. Когда он впервые попал к Мбиие, угощение ему преподнесла не одна из жен или старших дочерей хозяина крааля, а девочка примерно одного с Номцобой возрасти. Однако привычный ко всему Чака если и удивился чему-либо, так разве что щедрости предложенного угощения. Но девочка, казалось, только тем и была озабочена, чтобы почаще попадаться ему на глаза, хотя Чака поначалу па замечал этого и даже имя ее — Пампата — узнал недели через две. Однако любимица всего крааля, притом состоявшая в близком родстве с Нгомааном, умела настоять на своем. Она быстро сдружилась с Номцобой и завоевала доверие Нанди, а услуги, которые Пампата оказывала семье Чаки, были и в самом деле значительными. Ведь Номцоба уже подросла и выходила имеете с другими девушками в поле, а приобрести надежного покровителя и друга из числа женского населения крааля было очень полезно для пришельцев, Именно Пампата поделилась с Номцобой своими украшениями, чтобы та достойно выглядела среди подруг, да и Нанди она сумела стать незаменимой помощницей. Мало- помалу и Чака привык к тому, что девочка постоянно вертится где-то рядом, а потом заметил, что ему все чаще ее недостает. Замкнутый и, возможно, излишне высокомерный, он редко делился своими планами с парнями па пастбище — слишком свежа была намять об издевательствах и насмешках в краале И-Нгуга. С матерью было еще труднее. Нанди возлагала такие большие надежды на своего первенца, что все его нечастые попытки посоветоваться с ней сводились к обсуждению ее собственных планов, столь грандиозных, что они никак не могли быть продиктованы соображениями здравого смысла. А вот оказалось, что именно с Пампа-той легко говорить о будущем. Помогала Чаке здесь и непреклонная вера девочки в разумность всего, что бы ни задумал ее избранник.
Развитая не по возрасту и очень общительная, Пампата первая узнавала обо всех событиях в краале и у соседей и тут же оповещала о них Чаку. Это она рассказала Чаке о гибели младших сыновей Мбийи и о ссоре старика со старшим. Более того, рассказами о Чаке она пробудила интерес к нему Нгомаана, и изгнанникам никак не следует пренебрегать сочувственным вниманием индуны.
Даже историю Мбийи поведала Чаке все та же Пам-пата. Правда, она не могла знать ее целиком, но, заинтересовавшись однажды, Чака начал более внимательно прислушиваться к разговорам, что велись стариками в его присутствии, и мало-помалу восстановил истину. Оказывается, Мбийя приходится близким родственником верховному вождю мтетва Джобе, но у него есть весьма солидные основания не слишком распространяться об этом родстве. Дело в том, что, когда Кайо, отцу Джобе, наступило время жениться, он присмотрел себе девушку из племени семе и отправил ее родителям установленные обычаями дары. Свадьба была сыграна с большой пышностью, но вскоре выяснилось, что невеста, которая носила теперь гордый титул первой жены, пришла в его дом уже будучи беременной. Однако Кайя не отправил ее с позором домой. Горькую истину все же не удалось скрыть, и Кайя дал выход досаде, назвав свой недавно выстроенный крааль Эн-Тламбени (от слова ин-тламба — прелюбодеяние). Преждевременно родившемуся сыну своей супруги он дал имя Шангаана и относился к нему как к родному сыну. Этот-то Шангааи и был отцом Мбийи. Невиданное великодушие Кайи не вызвало, однако, сколько-нибудь серьезных нареканий у его подданных. С одной стороны, Кайя был вождем, а слишком резко осуждать вождя — вещь далеко не безопасная; с другой же — старейшины племени могли не опасаться, что во главе их может оказаться чужак. В отличие от простых семей, где наследником чаще всего оказывался старший сын, в семьях вождей наследника отцу рожала не первая, а чаще всего самая молодая из жен, и жену эту следовало брать как можно позже. Считалось, и не без оснований, что, назначив своим преемником самого младшего из сыновей, вождь тем самым устраняет из борьбы за власть старших, а заодно и гарантирует себя от покушений. В силу этого обычая, когда Кайя достиг вполне преклонного возраста, старейшины потребовали, чтобы он объявил «Великой», то есть матерью наследника, одну из уже имевшихся жен либо взял для этой цели новую. Кайя рассудил, что лишняя жена ему не помешает, тем более что все расходы по свадьбе в подобных случаях ложатся на племя. В результате этого позднего союза и появился на свет нынешний вождь мтетва — Джобе. Таким образом Мбийя приходился племянником вождю, хотя и был на несколько лет старше своего царственного дяди. Мать же Шангаана и бабка Мбийи, ставшая главой так называемой «левой» ветви семьи вождя (и-кохло), несмотря на понижение в ранге, отнеслась к своей юной сопернице весьма дружелюбно и немало помогала ей на первых порах. Потом она основала с помощью всего племени свой собственный крааль, где и жила окруженная почетом до глубокой старости. В доме ее, который продолжая считаться домом вождя, Кайя находился в периоды свершения различных обрядов. Мальчишкой Джобе нередко встречался на пастбище с Мбийей, который по доброте душевной опекал своего маленького дядю. И все-таки неясное происхождение Шангаана набросило тень не только на него, но и на Мбийю.
Только узнав все это, Чака понял, что, выслушивая печальную повесть о злоключениях Нанди и ее детей, старый уже Мбийя вспомнил, возможно, историю своей бабки и решил оказать поддержку ни в чем не повинному мальчишке из племени зуду, с которым родной отец обошелся столь сурово.
Получалось так, что если уроки накопленной веками мудрости Чака получал у Мбийи, то о повседневных делах чуть ли не всего племени мтетва он узнавал от маленькой, но всецело преданной ему Пампаты.
Что же касается его товарищей-пастухов, то среди них у него не было ни близких друзей, ни достойных соперников. Еще на пастбищах И-Нгуга он впервые и успешно применил в драке метод молниеносной ошеломляющей контратаки. Здесь же, среди пастухов мтетва, он в первом же столкновении, памятуя прежний опыт, обрушился на противника столь яростно, что надолго отбил у остальных охоту помериться с ним силами. Драка эта чуть было не испортила ему репутацию, потому как повод для нее был ничтожный. Однако очень скоро все поняли, что Чака просто незаменим в тех случаях, когда разрешались споры с молодыми людьми более отдаленных краалей. Группа юношей под руководством Чаки неизменно одерживала победы, а сам он, постоянно готовый прийти на подмогу, часто выручал своих из трудного положения. У него появилась целая группа поклонников, которые только и ждали, чтобы хоть чем-нибудь угодить ему. Скота у Мбийи было немного, а эти добровольные помощники и тут старались освободить своего кумира от трудов, поэтому у Чаки почти все время на пастбище уходило на физические упражнения, охоту и на разработку «военных» операций против таких же пастухов из соседних краалей. А вскоре наступило время, когда он получил самое настоящее приглашение на охоту.
Однажды в полдень на скотном дворе Мбийи появился человек, который, не сказав никому ни слова и даже не глядя ни на одного из обитателей крааля, вдруг закричал: «Завтра охота! Сбор у крааля Нгомаана!» Это сразу объяснило странность его поведения: стоило бы ему заговорить с кем-нибудь, как его удача в предстоящей охоте тут же перешла бы к тому, с кем он разговаривал. Мужчин в краале Мбийи было двое — он да Чака. А значит, приглашение это, учитывая преклонный возраст Мбийи, относилось к его приемному сыну.
Всю эту ночь Чака предусмотрительно старался лежать на одном боку, чтобы и дичь завтра не была вертлявой, а спокойно стояла на месте. Но спать ему долго не пришлось. Мбийя поднял его еще до рассвета и только тут сказал, что охота эта объявлена не столько ради дичи, сколько ради необходимости очистить пастбище от хищников. Тут только Чака заволновался по-настоящему: у него было несколько копий и палица, по копья эти были слишком легки для леопарда или льва. Однако Мбийя предусмотрел и это — из своей хижины он принес пару тяжелых копий, и хотя старик давно уже не охотился, оружие оказалось в полном порядке. Затем он напомнил Чаке, что тому следует поторапливаться, так как перед охотой на хищников участники ее проходят специальную церемонию у знахаря.
