называть себя Джордж Кинг, но он твердо стоял на своем.

Пока мы любовались водопадом, индейцы расчистили от кустов просторную площадку, соорудили из вырубленных в лесу кольев каркас, соединив колья кусками коры и лианами, и натянули сверху брезент на случай внезапного дождя. Нам оставалось только развесить свои гамаки. Костер уже горел, и вода кипела. К нам подошел Кеннет с ружьем в руках и спросил, какую птицу мы хотели бы на ужин. Мы выбрали маам, один из видов тинаму, небольшую нелетающую птицу, похожую на куропатку и весьма недурную на вкус.

— Очень хорошо, сэр,— ответил Кеннет и скрылся в лесу.

Через час он вернулся, неся, как и обещал, крупную жирную маам. Я спросил его, как это ему удалось добыть именно ту птицу, которую мы заказали. Кеннет рассказал, что все индейцы охотятся на птиц, подражая их голосам. Он подражал голосу маам — длинному низкому свисту. Через полчаса птица ответила. Не прекращая свиста, он подползал все ближе и ближе, пока не застрелил ее.

После ужина мы разошлись по гамакам. В саванне ночью было так же жарко, как и днем, а здесь, в горах, после захода солнца стало очень холодно. В эту ночь я впервые узнал, что в гамаке одеял требуется в два раза больше, чем в кровати. Укутываться приходится не только сверху, но и снизу, и тем самым эффективность одного одеяла делится пополам. Я так замерз, что через час вынужден был надеть всю прихваченную с собой одежду. В конце концов, сон пришел, но ненадолго.

Я проснулся еще до рассвета и больше не смог заснуть. Но когда взошло солнце, я был с лихвой вознагражден за свою бессонницу, потому что вокруг раздались голоса ара и других попугаев, а на берегу колибри уже приступила к завтраку на цветах ползучих растений, свисавших над водой. Крошечное и словно усыпанное драгоценными камешками создание быстро мелькало в воздухе. Выбрав подходящий цветок, птичка зависала над ним и принималась высасывать нектар  из его недр. В это время был заметен ее длинный, как шелковая ниточка, искрящийся язычок. Закончив, колибри медленно давала задний ход, с непостижимой скоростью трепеща крылышками, и затем уносилась прочь на поиски другого лакомства.

После завтрака Кинг Джордж сообщил нам, что наскальные рисунки, о которых говорил Билл, находятся на расстоянии двухчасового марша через лес. Мы попросили его быть нашим проводником. Индеец ответил, что бывал там только один раз, но уверен, что найдет это место. Он повел нас в заросли, остальные индейцы несли наше съемочное оборудование. Кинг уверенно шел вперед, делая зарубки на стволах и загибая верхушки молодых деревьев, чтобы не заблудиться на обратном пути. Мы шли через высокогорный влажный тропический лес. Мощные деревья вздымались до шестидесятиметровой высоты. Большинство из них было покрыто растениями, замечательными тем, что они не растут из земли, а получают питательные вещества прямо из насыщенного влагой воздуха, свешивая вниз свои длинные воздушные корни. Иногда у нас под ногами оказывалась вдруг россыпь упавших откуда-то желтых цветов. Они лежали широким ковром, оживляя мрачное однообразие леса. Мы запрокидывали головы, пытаясь определить, откуда появилось здесь это чудо, но кроны были так далеко вверху, что, не будь этих упавших цветов, мы бы и не подозревали, что эти деревья вообще могут цвести.

Среди высоких стволов стояла молодая поросль, густо оплетенная ползучими растениями. Сквозь эту преграду мы вынуждены были прорубаться с помощью ножей. Крупных животных не было видно, зато бесчисленное множество мелких существ давало о себе знать постоянно: воздух был наполнен криками лягушек и стрекотанием сверчков и других насекомых.

Через два часа утомительного пути мы с Чарльзом совершенно вымотались. Под пологом леса было сумеречно, жарко и душно, мы взмокли от пота и умирали от жажды. Уйдя от реки, мы не видели ни малейших признаков воды.

Внезапно мы вышли прямо к той самой скале, к которой и направлялись. Она уходила вертикально вверх на несколько десятков метров и прорывала лесной полог. В образовавшуюся брешь лился поток солнечного света. Он чуть косо падал на белый кварцит, освещая красные и черные рисунки, покрывавшие скалу. Зрелище было настолько потрясающим, что мы, забыв об усталости, в волнении устремились к подножию утеса.

Рисунки усеивали поверхность скалы на площади шириной метров двенадцать — пятнадцать вдоль основания и высотой метров десять — двенадцать. Исполнение было грубым. Многие рисунки явно изображали животных. Здесь было несколько птиц, вероятно, маам, которых Кеннет добыл для нас накануне, и множество неопределенного вида четвероногих. Один из них показался нам похожим на броненосца, другой — на муравьеда. Еще одно существо лежало на спине, задрав ноги кверху. Сначала мы решили, что это какой-то мертвый зверь, но затем различили по два когтя на передних лапах и по три — на задних — как у трехпалого ленивца. Над этим зверем, в подтверждение правильности нашего определения, была проведена жирная красная линия, явно означавшая ветку, на которой полагалось висеть ленивцу. Очевидно, реалистическое изображение ветви представляло трудности для неизвестного художника, поэтому он отделил ветвь, поместив ее над ленивцем, но ясно дав понять, что он имел в виду. Среди фигур животных были разбросаны разнообразные символы — квадраты, зигзаги и вереницы ромбов, к пониманию назначения которых мы не могли даже подступиться.

Но самое завораживающее впечатление производили сотни отпечатков человеческих рук, разбросанных между символами и изображениями животных. Выше они располагались группами по шесть или восемь, а у основания скалы их было такое множество, что они накладывались друг на друга, превращаясь почти в сплошной красный узор. Приложив руку к некоторым из этих отпечатков, я увидел, что все они меньше моей ладони. По моей просьбе то же самое сделал Кинг Джордж, и его ладонь точно совпала с изображениями.

Я спросил Кинга Джорджа, не может ли он объяснить нам, что тут изображено. Он охотно, но явно наобум сделал несколько предположений относительно тех животных, на которых мы ему указывали, после чего стало ясно, что он не лучше нашего разбирается в этой живописи. Если мы выдвигали альтернативное предположение, он со смехом соглашался и признавался,что не знает. Но по поводу одного изображения мнение было единым.

—   Что это такое? — спросил я его, показывая на контур человеческой фигуры в полный рост с явными признаками мужского пола. Кинг Джордж согнулся от смеха.

—   Мужик что надо,— выдохнул он с широкой ухмылкой.

Кинг Джордж горячо убеждал нас, что он не знает ни назначения, ни происхождения этих рисунков.

—  Их делал давно-давно,— объяснял он,— не акавайо делал.

Мы обнаружили доказательство их древности. То тут, то там твердый камень крошился, вместе с кусочками породы отпадали и части рисунков. Образовавшиеся выбоины не были свежими: время выровняло их цвет с общим фоном скалы, а для этого требовался очень долгий срок.

Какой бы цели ни служили эти рисунки, она наверняка была важной: ведь, чтобы нанести изображения так высоко, художник не мог обойтись без специальных лестниц. Может быть, эти рисунки были частью ритуальной церемонии, связанной с охотой: индеец рисовал животных, которых хотел добыть, а потом закреплял свое намерение отпечатками ладони. Только в одном случае животное, какая-то птица, было изображено мертвым. Мы не нашли ни одного рисунка раненого зверя. Такие рисунки нередко попадаются среди палеолитической живописи в пещерах Франции. Целый час мы с Чарльзом фотографировали изображения, наспех соорудив из стволов молодых деревьев лестницу, чтобы добраться до верхних рисунков.

Когда я, наконец, спустился с лестницы, то заметил, что с вершины скалы на валун падает вода. Этот валун был покрыт густым слоем влажного мха. Меня одолевала такая жажда, что я бросился к нему, оторвал кусок мха и впился в него, высасывая темно-коричневую воду пополам с песком. Увидев меня за этим занятием, Кинг Джордж скрылся за скалой и через пять минут явился с сообщением, что он нашел воду. Я последовал за ним, перебираясь через огромные глыбы, отколовшиеся от основания скалы. Через сотню метров показалась широкая трещина, рассекавшая поверхность утеса. У земли она расширялась и превращалась в небольшую пещерку, на дне которой был глубокий черный бассейн,  полный воды. У задней стенки грота в бассейн низвергался поток, но, куда вода уходила, видно не было. Этот поток, бьющий прямо из камня и устремляющийся в бездонный, никогда не переполняющийся бассейн, производил такое сильное впечатление, что на мгновение я забыл о жажде. Несомненно, вид этого грота должен был сильно