– Ах, Ди! Неужели ты не хочешь меня?
Он целовал ее волосы, изящную раковину уха, завораживая, лишая воли… Великая богиня, конечно, ей хотелось этого! Дейдре жаждала, чтобы его руки ласкали ее тело, чтобы каждый нерв трепетал от его прикосновений и внутри разливался огонь. Она жаждала, чтобы он вошел в нее и заполнил собой целиком… Мускулы ее лона сжимались и разжимались, дыхание стало прерывистым.
А Гилеад уже расстегивал ее рубашку. Надо остановить его. Дейдре попыталась сопротивляться, но он навалился на нее всей тяжестью, пригвоздив к земле. Ее губы разжались сами собой под его поцелуями. В эти мгновения она чувствовала себя птицей, которую долго держали в клетке, а потом вдруг выпустили на волю.
Дрожащими, неверными от спешки руками они раздевали друг друга…
– Какая ты красивая, Ди! – восхитился Гилеад, глядя на нее.
Потом он с улыбкой окунул пальцы в мед, провел золотистые полоски вокруг ее грудей и принялся слизывать их, медленными, сильными движениями языка.
Это была утонченная пытка – ждать больших наслаждений. Наконец Дейдре почувствовала, как в нее входит бархатистая сталь мужской плоти. Гилеад наносил удар за ударом, вонзаясь все глубже, испепеляя ее. Тело Дейдре звенело и дрожало, внутри нарастала гигантская волна, грозившая затопить весь мир вокруг. Волна поднялась на невообразимую высоту и… разбилась вдребезги. В эту же секунду, растянувшуюся на целую вечность, Гилеад глухо вскрикнул, содрогнувшись от высшего наслаждения.
Долгое время они лежали потные, с мокрыми, слипшимися волосами, вслушиваясь в прерывистое дыхание друг друга и стук своих сердец. Гилеад привстал и нежно поцеловал Дейдре.
– Знаешь, у шотландцев есть такой обычай: они приносят священную клятву, когда встречают свою истинную любовь. Если эту клятву произносят в каменном круге, она связывает людей навеки. Ты хочешь дать ее?
Дейдре всматривалась в его лицо. Эти чувственные губы только что целовали ее так страстно, синие, яркие, как бриллианты, глаза были полны любви и нежности. Но эти чувства не истинны, он просто выпил любовное зелье. Дейдре прикусила губу.
– Я не могу.
– Почему? Неужели ты думаешь, что после всего этого я позволю тебе выйти замуж за Нилла?
Дорогой Гилеад! Такой галантный, такой благородный!
– Ты тоже помолвлен.
Долю секунды он колебался.
– Вряд ли Даллис будет очень огорчена. И я постараюсь убедить Комгалла.
– Ты не говорил бы так, если бы был сейчас самим собой.
– А кто же я, по-твоему? – усмехнулся Гилеад.
Дейдре осторожно высвободилась из его объятий и села, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.
– Я подсыпала кое-что в твое вино. Гилеад опешил, потом его лицо посветлело.
– Ты хотела возбудить меня? Зачем? Ради развлечения?
– Нет!
Он сердится, потому что не знает истинной причины. Но рассказать ему нельзя: иначе она не сможет убежать из замка.
– Так почему? – настаивал Гилеад.
Дейдре только молча покачала головой. С отвращением фыркнув, он быстро оделся и собрал чашки.
– Ты уже развлеклась, так что одевайся. Когда мы вернемся в замок, будет уже темно.
Дейдре поспешно оделась, стараясь сдержать слезы. Она сама влезла на Уингера, впрочем, Гилеад, судя по всему, и не собирался ей помогать. Его следовало остановить, но, Господи, как ей было хорошо!
Гилеад тихо выругался. Дейдре сказала, что не любит его. Сказала прямо и честно. Почему же он никак не может усвоить эту простую истину? И все же она положила какие-то травы в его вино. Зачем? Если бы он не знал, что Дейдре была девственницей, он принял бы ее за искусную куртизанку. Одни только ее руки чего стоят – они разжигают в его теле пламя. Отец посмеялся бы, узнав, что ему не нравится, когда его используют для любовных утех. Но для него это не просто развлечение. Ему хочется, чтобы его любили. Чтобы Дейдре любила его по-настоящему сильно, хотя она и помолвлена с другим.
Злость немного поутихла, когда Гилеад вспомнил о Нилле, о том, что этот грубый мужлан будет обладать ее телом. Любит ли его Дейдре или нет, но она не заслуживает такой страшной участи. Гилеад был бы не прочь вызвать Нилла на поединок и драться с ним за Дейдре. Но он ведь и сам помолвлен.
Гилеад уже поставил ногу в стремя, когда ветерок пробежал по траве, подхватив забытый им в спешке шарф, который зацепился за камень, и унес его в стоунхендж.
– Сейчас вернусь, – проворчал Гилеад.
Он наклонился, чтобы поднять шарф. Голова закружилась, Гилеад выпрямился и широко раскрыл глаза от удивления.
Невесть откуда появившийся туман сгустился и отгородил его от всего мира. Даже огромные камни были едва различимы. Воцарилась странная, мертвая тишина. Не было слышно ни пения птиц, ни фырканья лошадей. Ничего. Только безмолвие царило вокруг и густой, как облако, туман. Вдруг кромлех начал светиться. Сначала свет был тусклым, словно от свечи, скрытой за занавесом. Потом он стал ярче,
