— Милочка, не надо так торопиться. Давайте условимся на понедельник.
— Понедельник? — Алекс не могла скрыть разочарования.
— В четверг мы будем закрыты по случаю Дня благодарения, — объяснила Ди, — да и вообще дела лучше начинать после праздников.
Понедельник… Алекс подавила вздох.
— В котором часу?
— Мы открываемся в семь, но я стараюсь приезжать к шести-шести пятнадцати.
— Я буду в шесть.
— Знаете, мне почему-то кажется, что вы никогда раньше не работали официанткой.
У Алекс упало сердце.
— Это вопрос?
— Да, — сказала Ди, немного помолчав. — Вообще-то мне хотелось бы, чтобы вы на него ответили.
— Я никогда раньше не работала официанткой.
— Этого я и боялась.
— Я не буду вас винить, если вы передумаете брать меня на работу.
— Я тоже не буду себя винить, — проговорила Ди, — но у меня такое чувство, что мы нужны вам так же, как и вы нам.
— Значит, у меня все-таки есть работа?
— Да, у вас есть работа.
— Вы об этом не пожалеете! — воскликнула Алекс, кружась по комнате с телефоном в руке. — Я буду отличной официанткой, самой лучшей!
— Ладно, вы только приходите вовремя, — сказала Ди, — а там разберемся.
В День благодарения Джон проснулся в 4.14 утра — разбудил его телефонный звонок. Светящиеся зеленые цифры электронного будильника пялились на него из темноты, пока он шарил рукой по ночному столику в поисках телефонной трубки.
— Это Джон Галлахер? — спросил женский голос. Даже сквозь сонный дурман он сообразил, что это чертовски приятный женский голос… Смутно знакомый, принадлежащий явно не местной.
— Кто говорит?
— Мне нужен Джон Галлахер. Если я не туда попала, то…
— Джон Галлахер слушает.
— Ваш отец у меня.
— Черт возьми, кто говорит?
— Алекс, — ответила женщина. — Алекс Карри.
Богиня! Теперь он проснулся окончательно. Богиня ему звонит?
— Этого не может быть! Мой старик крепко спит.
— Правильно, — согласилась она, — в моей гостиной.
Джон застонал и провел ладонью по спутанным волосам. Второй раз за два дня. Да что же это происходит?
— Я обнаружила его на своем парадном крыльце, он был в пижаме, — продолжала Алекс. — Наверное, он гулял во сне и здесь остановился.
— Вы живете в доме Уинслоу?
Она засмеялась. У нее был чудесный смех.
— Я бы предпочла называть его домом Карри.
— Не выпускайте отца, — сказал он, снимая свои джинсы с дверцы платяного шкафа. — Буду у вас через пять минут.
Через пять минут? У Алекс екнуло сердце. Джон Галлахер взволновал ее еще в кафе, и мысль о том, что он скоро явится в ее гостиную, совершенно ошеломила ее. На мгновение она даже пожалела, что не оставила Эдди на крыльце. Нет, она не боялась Джона Галлахера, просто он был таким… сокрушительно мужественным, что в его присутствии она как никогда остро ощущала свою женственность.
— Идиотка, — пробормотала она, вешая трубку.
В тот день он даже не пытался с ней заигрывать. Только сказал, что в ее доме протекает крыша. Но этого короткого диалога хватило, чтобы Алекс вспомнила одну простую истину: Создатель поделил род людской на мужчин и женщин и сделал это неспроста.
Она напила в чайник воды и поставила его на плиту. Электрозажигалка дважды щелкнула, но не сработала. Алекс несколько раз взмахнула рукой, рассеивая запах газа. Потом зажгла толстую кухонную спичку и поднесла ее к конфорке. Вспыхнул огонь, и Алекс поздравила себя с очередной хозяйственной победой.
Этот дом достался ей вместе с мебелью и прочими предметами домашнего обихода. Некоторые вещи оказались довольно ветхими, но все же ими еще можно было пользоваться, а это — главное. Алекс стала счастливой обладательницей обеденного стола и четырех стульев, обитых винилом разных оттенков, дивана и кресла, давно пережившего лучшие времена, кофейного столика из темной сосны, двух торшеров с встроенными мозаичными пепельницами и дубового спального гарнитура, который сразу же очаровал новую хозяйку. Кухня была украшена двойной раковиной и окном, выходившим на задний дворик; имелась и разная хозяйственная утварь — тарелки с отколотыми краями, видавшие виды кастрюли и сковороды.
И все это принадлежало ей — каждый ржавый гвоздик, каждая покоробившаяся половица, каждый дюйм прохудившейся крыши. Если не приедет Джон Галлахер, то она возьмет себе и этого старика в голубой пижаме, который спит сейчас перед ее телевизором.
За окнами завывал ветер. От его порывов дребезжали стекла. В прежней своей жизни Алекс была надежно защищена от непогоды и разных неприятных звуков — от скрипа полов, например, и дребезжания стекол. Но она больше не желала находиться в подобной изоляции. Ей хотелось чувствовать капли дождя на лице, дышать соленым морским воздухом, засыпать под шум волн, что с плеском разбивались о портовый причал.
Порыв ветра взметнул шторы над задней дверью, и огонь под чайником угрожающе затрепетал.
— Только посмей погаснуть! — пригрозила Александра, спиной загородив конфорку от ветра.
Бедный старик совсем замерз в гостиной. Александра накрыла его старой шалью и лоскутным одеялом, которое нашла на чердаке. Но ему надо было согреться изнутри.
К тому же Эдди Галлахер — ее первый гость, а это уже повод для торжества.
Джон в полусне натянул джинсы и свитер. Потом, спотыкаясь, вышел из дома. Бейли не отставала от хозяина ни на шаг. Собака была молодой и бойкой, и порой ее неуемная жажда жизни заставляла Джона чувствовать себя столетним старцем. Сильный порыв ветра чуть не сбил его с ног, но лишь раззадорил Бейли. Отрывисто пролаяв три раза, она поскреблась в дверцу хозяйского грузовика, оставив на ней следы грязных лап.
Местные старожилы называли такую погоду сонной. В промозглый осенний день особенно хочется забраться под теплое одеяло и прижаться к любимому человеку. И почти у всех имелся такой человек. Но к Джону в постель в последнее время не стремился никто, кроме Бейли.
Интересно, с кем проводила ночи Алекс Кэрри? Он заметил белый след от обручального кольца на ее пальце. Ди была убеждена, что она — разведенная.
— Улика номер один, — сказала она об отсутствующем кольце.
Джон предположил, что Алекс могла оставить кольцо на кухонном столе, на что Ди сказала, что у ее кота Ньюта больше романтического воображения, чем у Джона.
Что ж, она права: у него совершенно отсутствовало романтическое воображение. Иначе он обязательно задался бы вопросом: почему у Алекс Карри такие грустные глаза и манеры королевы в изгнании? И непременно представил бы себя в объятиях этой роскошной женщины.
Но Ди знала, о чем говорила. Его же романтическое воображение умерло три года назад вместе с Либби и мальчиками.
Джон повернул ключ зажигания, но безрезультатно. Попытался еще раз — и услышал зловещий скрежет.
